Уединение - это один из методов, и он хорош; но высший человек радуется, когда приходят его друзья. Человек шлифует себя, общаясь с другими. Каждый человек, желающий учиться, должен стремиться к этому. Но если он отгораживается от всего и всех, он нарушает великий путь. . . . Путь мудрецов не отделен от повседневных дел. . . . Хотя буддисты отстраняются от человеческих отношений, отсекая отношения господина и подданного, родителя и ребенка, они не могут отсечь любовь от себя. . . . Искать счастья в будущем мире - это эгоизм. . . . Не думайте, что Бог - это что-то далекое, но ищите Его в своих собственных сердцах, ибо сердце - это обитель Бога.103
Самого привлекательного из этих ранних японских конфуцианцев обычно не относят к философам, поскольку, подобно Гете и Эмерсону, он умел изящно излагать свою мудрость, и ревнивая литература считает его своим. Как и Аристотель, Кайбара Эккен был сыном врача и от медицины перешел к осторожной эмпирической философии. Несмотря на напряженную государственную карьеру, включавшую множество официальных постов, он находил время, чтобы стать величайшим ученым своего времени. Его книги насчитывали более сотни экземпляров и прославили его на всю Японию; ведь они были написаны не на китайском (тогдашнем языке его коллег-философов), а на таком простом японском, что любой грамотный человек мог их понять. Несмотря на свою ученость и известность, он обладал, наряду с тщеславием каждого писателя, смирением каждого мудреца. По преданию, однажды пассажир судна, курсировавшего вдоль японского побережья, взялся читать своим попутчикам лекции по этике Конфуция. Поначалу все слушали с типично японским любопытством и жаждой познания, но по мере того как оратор продолжал, его аудитория, сочтя его занудой, не способным отличить живой факт от мертвого, быстро таяла, пока не остался только один слушатель. Этот одинокий слушатель, однако, следил за ходом беседы с такой преданностью, что лектор, закончив, спросил его имя. "Кайбара Эккен", - раздался тихий ответ. Оратор с досадой понял, что вот уже час или больше пытается наставлять в конфуцианстве самого знаменитого конфуцианского мастера эпохи.104
Философия Эккена была так же свободна от теологии, как и философия К'унга, и агностически цеплялась за землю. "Глупые люди, совершая кривые поступки, возносят молитвы сомнительным богам, стремясь обрести счастье".105 Для него философия была попыткой объединить опыт в мудрость, а желания - в характер; и объединение характера казалось ему более насущным и важным, чем объединение знаний. Он говорит об этом со странной актуальностью для современности:
Цель обучения - не просто расширить знания, но и сформировать характер. Его цель - сделать нас настоящими людьми, а не учеными. . . Нравственное учение, которое считалось основой всего обучения в школах прежних времен, сегодня почти не изучается в наших школах из-за множества требуемых отраслей. Люди больше не считают нужным слушать поучения легендарных мудрецов прошлого. Вследствие этого приятные отношения между хозяином и слугой, начальником и подчиненным, старшим и младшим приносятся в жертву на алтарь бога под названием "индивидуальное право". . . . Главная причина, по которой учения мудрецов не находят большего отклика у людей, заключается в том, что ученые стремятся продемонстрировать свою образованность, а не жить в соответствии с учениями мудрецов.106
Молодые люди его времени, кажется, упрекали его за консерватизм, ведь он преподал им урок, который каждое энергичное поколение должно усвоить заново.
Дети, слова старика могут показаться вам утомительными, но, когда ваш отец или дед учит, не отворачивайтесь, а слушайте. Пусть традиции вашей семьи кажутся вам глупыми, но не разбивайте их на куски, ибо в них воплощена мудрость ваших отцов.107
Возможно, он заслуживал упреков, ведь самая известная из его книг, "Онна дайкаку", или "Великое обучение для женщин", оказала сильное реакционное влияние на положение женщин в Японии. Но он не был мрачным проповедником, стремящимся найти грех в каждом удовольствии; он знал, что одна из задач педагога - научить нас наслаждаться окружающей средой, а также (если мы можем) понимать и контролировать ее.