The Story of Civilization 06

Поначалу это была реакция болезненного удивления. Папы эпохи Реформации, за исключением, пожалуй, одного, были хорошими людьми, насколько это позволено государственным деятелям; не бескорыстными и не безгрешными, но в основном порядочными, гуманными и разумными, искренне убежденными в том, что Церковь - это институт, не только великолепный в своих достижениях, но и необходимый для нравственного здоровья и душевного спокойствия европейского человека. Если допустить, что церковные служители впали в серьезные злоупотребления, то разве не было таких же или даже худших недостатков в любой светской администрации? И если уж не решаются свергнуть гражданское правительство из-за жадности князей и казнокрадства чиновников, то тем более не решаются свергнуть Церковь, которая в течение тысячи лет, благодаря религии, образованию, литературе, философии и искусству, была питательной матерью европейской цивилизации? Что, если некоторые догмы, которые были признаны полезными для укрепления морали и порядка, покажутся историку или философу трудноперевариваемыми - неужели доктрины, предложенные протестантами, настолько рациональнее или правдоподобнее, что из-за разницы между ними стоит переворачивать Европу вверх дном? В любом случае, религиозные доктрины определялись не логикой немногих, а потребностями многих; они были рамками веры, в которых обычный человек, склонный от природы к сотне необщительных поступков, мог превратиться в существо, достаточно дисциплинированное и самоконтролируемое, чтобы сделать общество и цивилизацию возможными. Если бы эти рамки были разрушены, пришлось бы строить новые, возможно, после столетий морального и психического расстройства; ведь разве реформаторы не были согласны с церковью в том, что моральный кодекс будет неэффективным, если он не подкреплен религиозной верой? Что касается интеллектуальных слоев, были ли они свободнее или счастливее при протестантских князьях, чем при католических папах?* Разве искусство не расцветало под руководством церкви и не увядало под враждебностью реформаторов, желавших отнять у народа образы, питавшие поэзию и надежду его жизни? Какие веские причины были у зрелых умов для распыления христианства на бесчисленные секты, каждая из которых очерняла и сводила на нет другие, а каждая в отдельности была бессильна против человеческих инстинктов?

Мы не можем знать, что таковы были настроения пап времен Реформации, ведь активные лидеры людей редко публикуют свои философские взгляды. Но мы можем так представить себе настроение Льва X (1513-21), который обнаружил, что папство качается под его ногами так скоро после того, как он был призван наслаждаться им. Он был таким же человеком, как и многие из нас, - виновным в грехах и преступной небрежности, но, в целом, простительным. Обычно он был добрейшим из людей, кормил половину поэтов Рима; тем не менее он до смерти преследовал еретиков из Брешии и пытался поверить, что разрушительные идеи можно вытравить из человечества. Он был настолько терпелив с Лютером, насколько можно было требовать от папы и Медичи; представьте себе, как повернулись бы столы, и как папа Мартин снес бы непокорного Льва с лица земли! Лев принял Реформацию за беспринципный спор между неискушенными монахами. И все же в начале 1517 года, в самом начале своего понтификата, Джанфранческо Пико делла Мирандола (племянник более знаменитого Пико) выступил перед папой и кардиналами с замечательным обращением, в котором "самым мрачным образом обрисовал коррупцию, пробравшуюся в Церковь", и предсказал, что "если Лев......откажется залечить раны, то следует опасаться, что сам Бог уже не будет применять медленное средство, но отсечет и уничтожит больные члены огнем и мечом".1 Несмотря на это предупреждение, Лев был поглощен поддержанием, для защиты папских государств, баланса сил между Францией и Империей; "он никогда не думал, - говорит один католический историк, - о реформе в грандиозных масштабах, которая стала необходимой..... Римская курия оставалась такой же мирской, как и прежде". 2

Лучшим доказательством того, что реформа может быть проведена только ударом извне, стала неудача Адриана VI (1522-23). Признав злоупотребления и взяв на себя обязательство реформировать их на самом верху, Адриан был осмеян и освистан римлянами как угроза их поставкам трансальпийского золота; и после двух лет борьбы с этим непросвещенным эгоизмом Адриан умер от разочарования.