Она энергично ответила ему: "О, оставьте эти мелочные жалобы для пустоголовых и пустоголовых!"8 Тем временем она часто осведомлялась о его здоровье и комфорте, делала для него покупки и посылала небольшие подарки.
Однажды в сильный мороз, открыв пакет с несколькими вещами, которые я попросил ее купить для меня, я обнаружил маленький нижний панталон из английской фланели, который, как она сказала, она носила, и пожелал, чтобы я сделал из него нижнее пальто под талию. Эта более чем дружеская забота показалась мне такой нежной - как будто она разделась, чтобы одеть меня, - что в порыве чувств я несколько раз поцеловал и записку, и подъюбник, проливая при этом слезы. Тереза сочла меня сумасшедшим.9
В первый год пребывания в Эрмитаже он составил "Музыкальный словарь" и перевел на свой язык двадцать три тома аббата де Сен-Пьера о войне и мире, образовании и политических реформах. Летом 1756 года он получил от автора копию поэмы Вольтера, посвященной землетрясению, которое убило пятнадцать тысяч человек и ранило еще пятнадцать тысяч в Лиссабоне в День всех святых, 1 ноября 1755 года. Вольтер, как и полмира, недоумевал, почему предположительно благодетельное Провидение выбрало для этой беспорядочной бойни столицу страны, полностью принадлежащей католикам, и час - 9:40 утра, когда все благочестивые люди совершали церковный обряд. В настроении полнейшего пессимизма Вольтер рисовал картину жизни и природы как бессердечно нейтральную между злом и добром. Отрывок из "Исповеди" дает нам представление о реакции Руссо на эту мощную поэму.
Пораженный тем, что этот бедняга, пресыщенный (если можно так выразиться) благополучием и почестями, горько восклицает о несчастьях этой жизни и считает, что все вокруг не так, я придумал безумный проект - заставить его обратить внимание на себя и доказать ему, что все правильно. Вольтер, хотя и казался верующим в Бога, на самом деле никогда не верил ни во что, кроме дьявола, поскольку его мнимое божество - это злобное существо, которое, по его словам, не имеет никакого удовольствия, кроме зла. Вопиющая нелепость этой доктрины особенно отвратительна на примере человека, наслаждающегося величайшим благополучием, который, находясь на лоне счастья, пытается страшным и жестоким изображением всех бедствий, от которых он избавлен, довести своих собратьев до отчаяния. Я, имевший большее право, чем он, исчислять и взвешивать все беды человеческой жизни, беспристрастно рассмотрел их и доказал ему, что из всех возможных бедствий нет ни одного, которое можно было бы приписать Провидению и которое не имело бы своим источником скорее злоупотребление человеком своими способностями, чем природу.10
Итак, 18 августа 1756 года Руссо отправил Вольтеру двадцатипятистраничное "Письмо о провидении". Оно начиналось с красивой благодарности:
Ваши последние стихи, месье, пришли ко мне в моем одиночестве; и хотя все мои друзья знают, с какой любовью я отношусь к вашим сочинениям, я не знаю, кто мог бы прислать мне эту книгу, если только не вы сами. Я нашел в ней и удовольствие, и наставление, и узнал руку мастера; ...я обязан сразу же поблагодарить вас за этот том и за вашу работу".11
Он призывал Вольтера не винить Провидение в несчастьях человечества. Большинство бед происходит по нашей собственной глупости, греху или преступлению.
Заметьте, что природа не собрала двадцать тысяч домов в шесть или семь этажей, и если бы жители этого огромного города были более равномерно рассеяны и более легко размещены, ущерб был бы гораздо меньше, возможно, он был бы нулевым. Все бы разбежались при первом толчке, и мы бы увидели их на следующий день в двадцати лигах от нас, таких же спокойных, как будто ничего не произошло".12