The Story of Civilization 10

9 февраля 1776 года шесть эдиктов были представлены на рассмотрение Парижского парламента. Он согласился только с одним, который упразднял некоторые мелкие должности; он отказался одобрить или зарегистрировать остальные, и особенно выступил против, как против ущемления феодальных прав,80 против прекращения кортесов. Этим голосованием Парламент, который исповедовал защиту народа от короля, объявил себя союзником и голосом дворянства. Вольтер вошел в списки с памфлетом, в котором нападал на кортеж и Парламент и поддерживал Тюрго; Парламент приказал подавить памфлет. Некоторые министры короля выступили в защиту Парламента; Людовик, в минуту стойкости, упрекнул их, сказав: "Я хорошо вижу, что здесь нет никого, кроме месье Тюрго и меня, кто бы любил народ".81 12 марта он созвал Парламент на "ложе правосудия" в Версале и приказал ему зарегистрировать эдикты. Парады рабочих праздновали победу Тюрго.

Измученный постоянными кризисами, генеральный контролер замедлил свою революцию. Когда он распространил свободу внутренней торговли на виноделие (апрель 1776 года), только монополисты жаловались. Он призвал короля установить свободу вероисповедания. Он поручил Дю Пону де Немуру разработать план избирательных собраний в каждом приходе, выбираемых людьми, владеющими землей стоимостью шестьсот ливров и более; эти местные собрания будут избирать представителей в кантональное собрание, которое будет избирать представителей в провинциальное собрание, которое будет избирать депутатов в национальное собрание. Считая, что Франция еще не готова к демократии, Тюрго предложил наделить эти собрания лишь консультативными и административными функциями; законодательная власть оставалась бы исключительно за королем, но через эти собрания правитель был бы информирован о состоянии и нуждах королевства. Тюрго также предложил королю эскиз всеобщего образования как необходимой прелюдии к просвещенному гражданству. "Сир, - сказал он, - я смею утверждать, что через два года ваша нация перестанет быть узнаваемой, а благодаря просвещению и добрым нравам... она возвысится над всеми другими государствами".82 У министра не было времени, у короля не было денег, чтобы воплотить эти идеи в жизнь.

Эдикты Тюрго и их преамбулы настроили против него все влиятельные классы, кроме купцов и промышленников, которые процветали в условиях новой свободы. На самом деле он пытался мирным путем добиться того освобождения предпринимателя, которое было основным экономическим результатом Революции. Однако некоторые купцы тайно выступали против него, потому что он посягал на их монополии. Дворяне выступали против него, потому что он хотел переложить все налоги на землю и настраивал бедных против богатых. Парламент ненавидел его за то, что он убедил короля преодолеть его вето. Духовенство не доверяло ему как неверующему, который редко ходил на мессу и выступал за религиозную свободу. Генеральные фермеры боролись с ним, потому что он хотел заменить их правительственными агентами при сборе косвенных налогов. Финансисты возмущались тем, что он получал кредиты из-за границы под четыре процента. Придворные недолюбливали его за то, что он не одобрял их экстравагантность, пенсии и синекуры. Морепас, его начальник в министерстве, без удовольствия смотрел на растущую власть и независимость генерального контролера финансов. "Тюрго, - писал шведский посол, - оказался в центре самой грозной коалиции".83.

Мария-Антуанетта поначалу благоволила к Тюрго и пыталась привести свои расходы в соответствие с его экономией. Но вскоре она возобновила (до 1777 года) свои экстравагантные наряды и подарки. Тюрго не скрывал своего беспокойства по поводу ее трат в казну. Чтобы угодить Полиньякам, королева добилась назначения их друга графа де Гинеса в посольство Франции в Лондоне; там он занялся сомнительными финансовыми операциями; Тюрго вместе с Верженном посоветовал королю отозвать его; королева поклялась отомстить.

У Людовика XVI были свои причины потерять доверие к своему революционному министру. Король уважал церковь, дворянство, даже парламенты; эти институты были скреплены традициями и освящены временем; нарушить их означало расшатать основы государства; но Тюрго оттолкнул их всех. Мог ли Турго быть прав, а все остальные - нет? Людовик втайне жаловался на своего министра: "Только его друзья имеют заслуги, и только его собственные идеи хороши".84 Почти ежедневно королева или придворный пытались повлиять на него против Контролера. Когда Тюрго призвал его противостоять этому давлению, а Людовик не дал ответа, Тюрго вернулся к себе домой и написал королю (30 апреля 1776 года) письмо, которое предрешило его судьбу:

SIRE: