The Strange Death of Europe: Immigration, Identity, Islam

Конечно, с этим возникло несколько очень серьезных проблем. Сравнение между мигрантами 2015 года и евреями эпохи нацизма терпит крах в нескольких местах. Во-первых, евреи, бежавшие от Гитлера, отчаянно искали любую другую страну для жизни. Прибывшие в Германию в 2015 году мигранты прошли через множество стран - в том числе европейских - прежде чем попасть в Германию. Во-вторых, хотя большое количество сирийцев и других мигрантов, безусловно, спасались бегством, сравнивать всех этих мигрантов - в том числе экономических - с евреями 1930-х годов означало не просто преуменьшать страдания изгнанников из гитлеровской Германии. Это означало, что у Европы нет другого выбора, кроме как принять всех, кто хочет приехать. Не делать этого - значит быть нацистом.

Знали они об этом или нет, но немцы и другие люди, которые толпились на улицах и платформах своей страны, чтобы отпраздновать прибытие новых людей, участвовали в историческом процессе, далеко выходящем за их рамки. Даже этот эмоциональный акт, когда это было необходимо, подкреплялся тем же интеллектуальным балластом, что и все остальные аргументы в пользу послевоенной иммиграции. Среди тех, кто давал интервью в телевизионных новостях, было немало тех, кто объяснял, что из-за демографической ситуации в Германии и нехватки рабочей силы стране "имеет смысл" привозить эти сотни тысяч новых людей. Но эти обоснования оказались второстепенными. Это были объяснения, подкрепляющие уже принятое решение. Первоначальный инстинкт части населения и их политических представителей был более значимым, и это было лишь последним и наиболее заметным проявлением исторического бремени, которое, по мнению многих европейцев, они несли на себе.

ПЯТНО ЕВРОПЫ

Современные европейцы, возможно, не единственный народ в мире, который считает, что родился в первородном грехе, но они определенно страдают от худшего случая этого греха. Сегодняшние европейцы считают, что сами, задолго до того, как кто-либо другой поднимет этот вопрос, несут конкретную историческую вину, которая включает в себя не только вину за войну и Холокост, но и целую гамму предшествующих вины. В их число входит, но ни в коем случае не ограничивается, неизбывная вина за колониализм и расизм. И хотя все это в совокупности представляет собой тяжелое бремя, от нас уже не ждут, что мы будем нести его в одиночку. В последние десятилетия тот же шантаж со стороны истории, который обрушился на современную Европу, приняла на себя и группа заметно однородных наций. Поразительно то, что все остальные страны, которые должны пострадать за те же грехи, - это страны, в создании которых обвиняют Европу, так что создается впечатление, что пятно европейцев пересекает весь мир.

Если для современных европейцев колониализм - всего лишь один из грехов среднего ранга, то для австралийцев колониализм стал основополагающим, первородным грехом нации. И не потому, что, как европейские страны, она обвиняется в том, что грабила другие страны в поисках богатства, а потому, что она обвиняется в том, что грабила саму себя - в том, что была колониальным проектом, до сих пор сидящим на своей колонии. Считается, что для Австралии колониализм начался дома. Сегодня австралийских школьников учат тому, что, какими бы ни были нынешние достоинства их страны, она была основана на геноциде и воровстве. Тот факт, что первоначальные колониальные войска были белыми и европейцами, делает это деяние еще более ужасным, чем если бы речь шла о столь же знакомой истории отъема земель темнокожими народами у других темнокожих народов. Завоевание одной группы населения другой и жестокое обращение победителей с проигравшими - это история большинства народов на земле. Но для австралийцев историческое обращение с аборигенами и другими "первыми народами" - это тема, которая в последние десятилетия переместилась с задворков общественных дебатов в самую гущу - в самый глубокий, основополагающий грех страны. Странно, но этот нарратив вины кажется очень желанным и приветствуется австралийским обществом.