The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

Когда уфимские башкиры обратились за помощью к своим единоверцам, восстание грозило привлечь крымских татар и Османскую империю. Петр прибег к степной политике своих предшественников, подстрекая кочевых калмыков напасть на тылы врагов. Используя калмыков против башкир, Петр застал мятежников в перевернутом положении. Следуя моде на социальные изменения на границе, башкиры начали переходить от кочевой к более оседлой сельскохозяйственной жизни. Теперь именно их деревни подвергались диким набегам конных калмыков. После шести лет упорной борьбы (1705-1711) Петр был вынужден согласиться на восстановление статус-кво и отказаться от налоговой и рекрутской политики. После его смерти был подписан новый договор с башкирами, предоставлявший им значительную автономию в обмен на ежегодную выплату пушной дани. Но отношения между башкирами, продвигающимися русскими колонистами и амбициозными проконсулами, пытавшимися открыть торговлю с Транскаспией, оставались нестабильными по своей природе. Столкновение культур вызвало три последующих башкирских восстания в XVIII веке, прежде чем регион был окончательно покорен.

Калмыки представляли собой "дикую карту" в трехсторонней борьбе за понтийские степи. Монголы, принявшие буддизм лама, прибыли в западную Евразию в середине XVII века под давлением джунгарских ойратских монголов. Они совершали набеги на русские пограничные посты в Казанской губернии, сгоняли ногайцев с пастбищ и совершали набеги вглубь Крымского ханства. Москва оценила их полезность в качестве противовеса своим врагам и подписала с ними договор в 1655 году. Его условия обязывали обе стороны развивать мир, торговлю и военное сотрудничество. Однако, как и большинство договоров со степными народами, этот трактовался обеими сторонами по-разному. Для русских он означал постоянное признание царя в качестве суверена. Для калмыков это было временное соглашение между равными.

В последующие десятилетия русские неоднократно пытались связать калмыков более тесными узами, а калмыки продолжали совершать набеги, торговать и заключать сделки с наименее угрожающими соседями, включая крымских татар, османов и иранцев. Петр использовал их для подавления восстаний на юго-восточной границе. Но их набеги на низовья Дона опустошили регион и ослабили казаков на целое поколение. Они отказались помогать Петру против шведов или башкир, мотивируя это "чингизидской солидарностью". В течение последующих полувека российское правительство постепенно подавляло сопротивление калмыков, лишая их пастбищных земель и кооптируя представителей их элиты. Когда Екатерина Великая попыталась полностью включить их в состав российских вооруженных сил, большинство бежало на восток. Значительно уменьшившееся число, возможно, только треть, достигло Джунгарии, где было включено в состав Цинской империи. Потребовалось еще одно поколение российской административной практики, чтобы лишить оставшихся калмыков автономии.

В отношениях со Швецией, Содружеством и Османской империей Петр стремился окончательно ослабить своих конкурентов не только силой оружия, но и вмешательством в их внутреннюю политику. Он воспользовался грабежами шведов во время Северной войны, чтобы превратить Содружество в вассала России. После Полтавы Петр восстановил на троне Августа II, но саксонский король потерял поддержку шляхты. Его саксонские войска и польские войска находились на расстоянии вытянутой руки. Конфедерация в Тарногордине1715 года, организованная польскими сторонниками Лещинского, привела к фактически гражданской войне. Конфедераты угрожали вызвать крымского хана, если русские вмешаются. Но русские смогли использовать религиозные и политические разногласия между шляхтой, чтобы навязать свою волю. Под бдительным оком русской армии враждующие стороны достигли компромисса на так называемом "Молчаливом сейме" в 1717 году, когда ни одному делегату не было разрешено выступать. Единственное, в чем шляхта смогла сойтись, так это в ограничении полномочий короля. Они установили лимит в 24 000 человек для коронной армии в то время, когда армии соседей Польши - Пруссии, России и Габсбургской монархии - исчислялись сотнями тысяч. Это был еще один шаг на пути Польши к саморазрушению.