Интерес Габсбургов к экспансионистской политике на Балканах усилился после изгнания Австрии из Германской федерации и объединения Германии. Экономический кризис 1873 года усилил давление со стороны некоторых отраслей промышленности, чтобы защитить балканский рынок от конкуренции дешевых товаров из Великобритании и Бельгии; других привлекала перспектива эксплуатации богатых лесных и минеральных месторождений Боснии и Герцеговины.20 Австрийские военные чиновники, поддержанные местными габсбургскими бюрократами хорватского и сербского происхождения, утверждали, что завоевание Боснии и Герцеговины необходимо для обороны протяженного далматинского побережья. Они убедили императора Франца Иосифа предпринять месячное путешествие вдоль далматинского побережья с целью вызвать беспорядки на границе. В то же время османские попытки провести аграрную реформу натолкнулись на сопротивление местной мусульманской знати, что замедлило ее осуществление. В 1875 году многострадальное православное крестьянство в Герцеговине подняло восстание. Беспорядки быстро распространились на Боснию. Соседние сербы и черногорцы поддержали то, что изначально было социальным движением, в надежде продвинуть свои национальные цели за счет расширения территориальных границ. Австрийские и российские чиновники оказали помощь повстанцам, причем австрийцы предложили убежище беженцам, ожидавшим репрессий со стороны Османской империи. Русские вмешались дипломатически, чтобы предотвратить разгром сербов превосходящими силами Османской империи, значительно улучшенными в результате военных реформ. После этого перед российским правительством встала дилемма.
Министерство иностранных дел России выступало против односторонних действий и стремилось к сотрудничеству с Германией и Австро-Венгрией для урегулирования кризиса. Однако сотрудники Восточного департамента МИДа, в том числе русский министр в Стамбуле, граф Игнатьев и другие агенты на Балканах, которые были ярыми панславистами, выступали за политику освобождения балканских славян при содействии России. Они могли рассчитывать на поддержку сети славянских комитетов в России, готовых предоставить добровольцев для борьбы плечом к плечу со своими сербскими братьями, и на поддержку влиятельных лиц в русской прессе. Существование общественных организаций и народная пресса, свободная от предварительной цензуры, были продуктом российских реформ. В определенном смысле этот эпизод борьбы за пограничные земли был испытанием двух реформирующихся империй. В 1877 году, увлекшись панславистской агитацией, Россия объявила войну. Русская армия перешла Дунай, открыв новый фронт в борьбе за пограничные земли.
Военная победа России и дипломатическое поражение на Берлинском конгрессе позволили австрийцам аннексировать провинции в качестве компенсации за создание небольшого болгарского княжества. После оккупации Габсбургами в 1878 году Вена относилась к Боснии скорее как к колонии, чем как к неотъемлемой части империи. Под управлением имперского министерства финансов она управлялась по принципу "административного абсолютизма". По словам Беньямина фон Каллея, министра финансов, воплощавшего этот принцип, имперское правление Боснией соответствовало старой и почтенной традиции Габсбургов. "Австрия - великая окцидентальная империя, - сказал он английскому журналисту, - на которую возложена миссия нести цивилизацию восточным народам". Каллай был одним из небольшого числа единомышленников венгерских балканистов, среди которых были его преемник Иштван Буриан и их бюрократический подчиненный, ученый Лайош Таллоччи. Они разделяли вариацию венгерской национальной миссии - служить альтернативным Австрии источником цивилизации и современности в контексте двуединой монархии. Венгерский дворянин, служивший генеральным консулом в Белграде с 1868 по 1875 год, Каллай "задумал сделать Боснию-Герцеговину образцовой страной Балкан, культурным развитием и организацией которой монархия должна гордиться". Каллай, как и предыдущие габсбургские проконсулы в Буковине и Банате, стремился способствовать экономическому развитию через государственную поддержку.
Он планировал физическое преобразование таких городов, как Сараево. Привлекая архитекторов из Вены, он стремился адаптировать архитектуру Рингштрассе к местным культурным стилям всех христианских и мусульманских общин.