Избирательное одобрение и отклонение рекомендаций Манасеина подчеркивает дилемму имперского правления в пограничных районах Балтийского побережья. Панславистское рвение, хотя и разделялось многими при дворе и, в частности, Александром III, на практике было притуплено сложностью этнических, религиозных и социальных противоречий между немецкой знатью и латышским и эстонским крестьянством. Немногочисленная латышская и эстонская интеллигенция выступала против политики германизации и русификации культуры, но воспринимала административную русификацию как некоторое преимущество в борьбе с немецким дворянством, которое в их глазах представляло главную угрозу их растущей национальной идентичности. Петербургские бюрократы остерегались поощрять латышские и эстонские устремления, опасаясь вызвать социальные волнения крестьянства, которое было восприимчиво к навязчивым идеям националистических агитаторов. Существовала опасность ослабить немецкое дворянство, которое, в конце концов, было оплотом местного порядка. Малочисленное русское население прибалтийских провинций, часть которого составляли старообрядцы, было слабой опорой, на которую можно было опереться. К 1890-м годам культурная русификация открывала новые возможности для молодых латышей, искавших свою судьбу за пределами родных губерний, но она также стимулировала недовольство среди тех, кто был знаком с большим миром, в частности с идеями социал-демократии.45 Противоречивые последствия русификации в прибалтийских губерниях начали угрожать всему ассимиляционному предприятию. Имперское правительство было вынуждено балансировать на грани, которая, учитывая отсутствие единой политики в отношении этнических и религиозных конфликтов в приграничных районах, производила впечатление слабости и нерешительности. Накануне революции 1905 года она отступила от активистской фазы россиефикации, но ущерб был нанесен. Пассивное сопротивление перешло в революционную агитацию, сельские беспорядки и забастовки.
Великое княжество Финляндское
В Великом княжестве Финляндском процесс русификации и сопротивления имперскому правлению развивался медленнее. Вплоть до 1880-х годов отношения между шведско-финской элитой в финском сейме и имперским центром были относительно теплыми. Однако постепенно ряд внешних угроз безопасности России со стороны Швеции и объединенной Германской империи в сочетании с внутренней борьбой за конституционные права Финляндии привели к подрыву, а затем и к разрыву этих отношений. Хотя Швеция уже не была великой державой, шведские короли в XIX веке периодически питали надежды на возвращение Финляндии. Во время Крымской войны они придерживались дружественного нейтралитета по отношению к союзникам и вполне могли бы вмешаться, если бы Россия не потребовала мира. Шведская пресса в 1870-1880-х годах становилась все более антироссийской. В период с 1880 по 1905 год военные расходы Швеции выросли с 35 до 55 % государственного бюджета. Торговые и культурные контакты Швеции с объединенной Германией быстро росли, ускорившись в конце века. Все больше шведских офицеров в императорской финской армии решали пройти обучение в Германии. К началу Первой мировой войны лидер умеренных финских социалистов Хьялмар Брантинг мог сказать: "Со шведским офицерским корпусом нельзя вести войну против Германии".
Русское националистическое мнение медленно реагировало на эти события. Даже Катков выступал с умеренных позиций. Но в конце 1880-х годов серия споров из-за попыток имперского правительства навязать российские правила почтовых и юридических операций ухудшила отношения. Имперские представители в Гельсингфорсе, хотя номинально и были финнами или немцами по происхождению, все чаще оказывались в затруднительном положении перед проконсулами в пограничных землях. Признавая местные проблемы и испытывая давление со стороны центра, они были вынуждены действовать как имперские эмиссары. Они оказались не в состоянии преодолеть растущую пропасть недоверия. Вскоре после смерти Александра III завершился первый этап становления России, положив конец "периоду доброй воли, относительной сдержанности и соблюдения старых форм".
Финны были разделены на шведскоязычную культурную элиту и финноязычный средний класс, интеллигенцию и зажиточных людей.