The War on the West

Ведь акты деконструкции и разрушения можно совершать с необычайной легкостью. С такой легкостью, что они вполне могут быть привычками дьявола. На строительство такого великого здания, как церковь или собор, могут уйти десятилетия, а то и столетия. Но его можно сжечь дотла или разрушить иным способом за один день. Точно так же самое тонкое полотно или произведение искусства может быть продуктом многолетнего труда и ремесла, а может быть уничтожено в одно мгновение. Человеческое тело - то же самое. Однажды я читал об одной детали геноцида в Руанде в 1994 году. Банда хуту была на своей работе, и среди тех, кого они зарубили мачете в тот день, был врач-тутси. Когда его мозги высыпались на обочину дороги, один из убийц высмеял мысль о том, что это должны были быть мозги врача. Как теперь выглядит его обучение?

Все годы воспитания и обучения, все знания и опыт в этой голове были в один миг уничтожены людьми, которые ничего из этого не достигли.

Это одно из самых печальных осознаний, которое мы имеем как вид: не только то, что все преходяще, но и то, что все - особенно то, что мы любим и во что влилась любовь, - хрупко. И как грань между цивилизацией и варварством тонка, так и то, что вообще что-то выживает, - чудо, учитывая хрупкость всего сущего плюс зло и беспечность, на которые способны люди.

Что же движет этим злом? Несомненно, многие вещи. Но одна из них, обозначенная несколькими великими философами, - это обида (или "ressentiment"). Это чувство - одна из самых сильных движущих сил для людей, стремящихся к разрушению: обвинять другого в том, что у него есть что-то, чего, по вашему мнению, вы заслуживаете больше.

Среди тех, кто интересовался вопросом ressentiment, был Фридрих Ницше. Настораживает то, насколько конкретно он диагностирует этот тип. В одном месте он пишет, что любой психолог, желающий изучать этот предмет, должен признать, что "сегодня это растение лучше всего процветает среди анархистов и антисемитов, поэтому оно цветет, как всегда, тайно, как фиалка, но с другим запахом. И поскольку подобное всегда порождает подобное, не будет ничего удивительного в том, что из этих кругов вновь, как и раньше, будут исходить попытки освятить месть термином "справедливость" - как будто справедливость в основе своей является просто дальнейшим развитием чувства обиды - и запоздало узаконить местью эмоциональные реакции в целом, все и вся".

По мнению Ницше, одна из опасностей людей ressentiment заключается в том, что они достигнут своей высшей формы мести, которая заключается в превращении счастливых людей в таких же несчастных, как они сами, - в том, что они будут пихать свои несчастья в лица счастливых, чтобы со временем счастливые "начали стыдиться своего счастья и, возможно, говорить друг другу: "Это позор - быть счастливым! Слишком много страданий!"". Этого следует избегать, ибо больные, говорит Ницше, не должны делать здоровых больными или заставлять здоровых "путать себя с больными". Он возвращается к этой теме снова и снова, как бы кружась, чтобы точно добраться до корня того, что он пытается диагностировать. В конце концов он приходит к главному выводу: в основе ressentiment лежит жажда мести, мотивированная желанием "обезболить боль эмоциями" (курсив Ницше). Нужны "самые дикие эмоции", говорит он, чтобы пробудить в себе решающее требование обиженного человека: "Кто-то или что-то должно быть виновато в том, что я чувствую себя плохо".

Какой же выход можно найти из этой разрушительной ситуации? Только тот, который видит Ницше. Люди ressentiment рвут раны, которые закрыты и открыты, "и заставляют себя истекать кровью из давно заживших шрамов". Такие люди могут потянуть за собой друзей, семью, детей и всех, кто их окружает, говорит Ницше. И единственный ответ заключается в том, что кто-то должен встать над человеком ("аскетический священник", по словам Ницше) и сказать самую сложную вещь. А именно, что они совершенно правы. Это правда. "Кто-то должен быть виноват: но ты сам и есть этот кто-то, ты один виноват в этом, ты один виноват в себе". Ницше признает, что это трудно, но если бы это было сказано, то, по крайней мере, можно было бы добиться одного - "изменить направление ressentiment".

На прозрения Ницше откликнулись другие - в частности, Макс Шелер и Гельмут Шек. Они дополнили его, отметив, что обида всегда основывается на противопоставлении А и Б. В частности, когда А превозносится исключительно и полностью для того, чтобы очернить и обесценить Б.8 Во всех вопросах, будь то деньги, секс или что-то еще, ни один человек не чувствует, что чаша весов перевешена в его пользу. И так же, как люди обиды говорят о "справедливости", подразумевая под этим "месть", так и в их разговорах о "равенстве" что-то замаскировано. Ибо любой, кто говорит о "равенстве", обнаруживает встроенную проблему. Только тот, кто "боится проиграть", будет требовать равенства как "универсального принципа". Это спекуляция, говорит Шок, "на падающем рынке".