Шелдон лежал на кровати, плотно завернувшись в одеяло, но не спал. Ночник на его тумбочке рассеивал вокруг мягкий желтоватый свет, и в этом свете было хорошо видно, что его глаза открыты. Немного поколебавшись, Шелдон молча кивнул в ответ на его вопрос, и Леонард вошел в комнату, прикрыв за собой дверь. Он прошел вперед и присел на край кровати.
Приглядевшись внимательнее, Леонард понял, что Шелдон был не совсем в норме. Его дыхание было немного затруднено, на лбу выступила испарина, и он все-таки умудрился обгореть на солнце: щеки Шелдона были неестественно красными, не считая окружностей глаз, которые прикрывали солнечные очки. Это придавало ему сходство с пандой и, пожалуй, выглядело бы даже смешным, не будь Шелдон таким несчастным.
– Я не слишком хорошо себя чувствую, – прошелестел он.
Леонард протянул руку, прикасаясь к его лбу, чтобы проверить температуру, и Шелдон расслабленно прикрыл глаза. Леонарда часто удивляло, что Шелдон, который всегда старался избегать прикосновений, не испытывал неприязни, когда к нему прикасались вот так вот, в медицинских целях. Напротив, казалось, ему это даже нравилось.
– У тебя жар, – констатировал Леонард, убирая руку с его разгоряченного лба. – Я принесу лекарство, чтобы сбить температуру.
Леонард прошел в ванную комнату и открыл шкафчик над раковиной, ожидаемо обнаружив там баночки с разнообразными лекарствами, которые Шелдон всегда таскал с собой, когда куда-то ехал. Он отыскал тайленол в сиропе и вернулся к Шелдону, заставил его проглотить одну ложку и дал запить водой. Шелдон скривился, но выпил лекарство без возражений и утомленно откинулся на подушки спиной.
– Шелдон, ты не хочешь уехать домой? – напрямую спросил Леонард через несколько минут, нарушая молчание.
Шелдон посмотрел на него и покачал головой:
– Мы ведь уже обсуждали это. У Эвана прекрасная лаборатория, мы с тобой оба можем достичь здесь большего, чем в Калифорнийском институте, я не понимаю, почему ты не желаешь этого признать.
У Леонарда тоже была пара вопросов по поводу того, что не желал признать сам Шелдон, но вместо этого он спросил:
– Ты не хочешь уехать даже после того, что случилось на яхте?
– Это был несчастный случай, – сказал Шелдон после секундной паузы. – Теперь я буду избегать открытых водных пространств, и, следуя этому элементарному правилу, буду в безопасности.
Леонард вздохнул.
– Что насчет Родстейна? – спросил он, все-таки возвращаясь к этому вопросу. – Ты по-прежнему не замечаешь, что он ведет себя странно?
– Охарактеризуй определение «странно».
– Эван поцеловал тебя, – выпалил Леонард, не выдержав, и Шелдон вскинул на него ошеломленный взгляд.
– Он делал мне искусственное дыхание! Эта методика уходит корнями в глубокое прошлое человечества, ради Бога, Леонард, я бы еще понял, если бы нечто подобное сказала Пенни. Но уж ты-то должен знать разницу между искусственным дыханием и поцелуем!
Шелдон выглядел донельзя возмущенным и вместе с тем слишком слабым для спора, так что Леонард не решился ему возражать. Когда негодование Шелдона сошло на нет и он немного успокоился, то посмотрел на Леонарда и добавил:
– И, если хочешь знать, я уже сам спросил обо всем Эвана, так что тебе не о чем беспокоиться.
Леонард не поверил своим ушам.
– Ты спросил его? Спросил о чем?
– Я поделился с ним твоими опасениями касательно того, что он якобы может питать ко мне физиологический интерес, и он заверил меня со всей ответственностью, что это не так, – многозначительно произнес Шелдон, и у Леонарда возникло желание выйти в коридор и хорошенько побиться головой о стену.
В понедельник Шелдон болел. Он целый день не выходил из своей комнаты, но при этом вел себя не слишком назойливо и раздражающе, что обеспокоило Леонарда не на шутку, поскольку означало, что Шелдону было по-настоящему плохо. Но уже к вечеру он немного оклемался и начал капризничать, требуя самых разнообразных вещей для своего скорейшего выздоровления, начиная с какао со строго определенным количеством кусочков зефира и заканчивая пением «Soft Kitty» в исполнении сначала Леонарда, затем Пенни, а потом дуэта из Леонарда и Пенни, и Леонард вздохнул с облегчением, зная, что это верный признак того, что Шелдон шел на поправку.
Вечером он в очередной раз заглянул к Шелдону, чтобы проверить его самочувствие, и остолбенел в дверях, потому что Шелдон был не один. С ним в комнате был Эван Родстейн, и Шелдон лежал в своей кровати, голый по пояс, а Родстейн растирал его тело круговыми движениями, медленными и почти чувственными. Родстейн был в белой рубашке с закатанным рукавом, и его сильные загорелые руки смотрелись на бледной и тощей груди Шелдона так, словно им там было совершенно не место.
Первым побуждением Леонарда было извиниться и убраться вон, плотно закрыв за собой дверь, как он сделал бы, если бы наткнулся на кого-либо другого в подобной ситуации. Но это был Шелдон Купер, в личном словаре которого отсутствовало понятие сексуальной прелюдии как таковое, поэтому Леонард сделал уверенный шаг вперед и закрыл за собой дверь.