Theatrum mundi. Подвижный лексикон

Излюбленный театральными обывателями вопрос – «театр это или не театр» – в отношении многих спектаклей in situ не будет иметь однозначного ответа, вернее, это одновременно и театр, и не театр, и именно это мерцание смыслов и режимов восприятия во многом делает такие проекты исключительным предметом эстетического анализа, учитывая, что современная эстетика видит эстетическое в трансформации восприятия объекта из обыденного в необыденное, в «явлении» (М. Зеель), или событии «обнаружения свойств вещи воспринимаемой вне прагматической <…> установки, в результате чего эти свойства, оставаясь частью внешнего мира, образуют новые конфигурации, доступные лишь в рамках этого типа восприятия, называемого эстетическим»[367], а не – необязательно – в институционализированных мероприятиях и артефактах. Такой театр задействует отличные от «конвенционального» театра методы – как в создании, так и в восприятии – которые сложно описывать в исключительно искусствоведческой парадигме. С помощью каких же терминов и концепций можно передать механизм работы театра in situ? Посредством каких понятий, какого языка можно говорить об описанных эффектах восприятия, о тех изменениях, которые театр производит с тем реальным пространством, куда приходит для осуществления игры?

Не претендуя на исключительность или истинность, я бы хотела обратить внимание на одну метафору, которая стала уже классической для разговора о сайт-специфических проектах – метафору призрака. Метафора эта в разных обличиях используется критиками и философами для объяснения различных культурных феноменов, как собственно театра in situ, так и смежных процессов в искусстве и культуре в широком смысле слова. Кажется удобным через нее взглянуть на устройство спектаклей in situ, на те механизмы памяти и зрительской идентификации, которые они задействуют.

Для анализа были взяты московские спектакли и инсталляции in situ последних лет: «Радио Таганка» в Театре на Таганке (режиссер Семен Александровский, драматург Евгений Казачков, художник Шифра Каждан, 2014), «Вперед, Москвич!» в помещении Совета ветеранов района Текстильщики (режиссер Валерия и Георгий Сурковы, художники Ксения Перетрухина и Шифра Каждан, 2015), инсталляция Ксении Перетрухиной и Дмитрия Власика и проект «Другой музей» Семена Александровского для медиавыставки «Дом впечатлений» (2016) в Усадьбе Голицыных – здании, перешедшем от Института философии Российской академии наук к ГМИИ им. Пушкина, – а также спектакль-прогулка по улицам Ростова-на-Дону «Волшебная страна» (режиссер Всеволод Лисовский, художник Сергей Сапожников, театр «18+», 2017), получивший «Золотую Маску». Эти проекты создают «смычку» времен – линейно разорванных, но тематически и дискурсивно схожих. Хотя больше нет завода, нет СССР, нет позднесоветской богемной жизни, нет больше на Волхонке ИФ РАН, – они как призраки «витают» над этими местами.

Пространство – Призрак – Свидетель

В 1990-х годах режиссер британской театральной компании Brith Gof Клиффорд МакЛукас предложил понятие призрака для объяснения взаимодействия сайт-специфического театра с выбранным для показа пространством:

Принимающее пространство (The Host) на короткий период захватывается Призраком (a Ghost), который создают театральные постановщики. Как все призраки, он прозрачен, и тело Пространства (Host) может быть видно сквозь Призрак. Добавьте к этому третий компонент – Свидетеля (the Witness) – т. е. аудиторию, и перед нами своего рода Троица, совершающая Творение. Важно мобилизовать всю триаду – а не только создать призрак. Все три компонента активно участвуют в создании сайт-специфической работы. Пространство, Призрак и Свидетель[368].

Зритель смотрит постановку, но она не заслоняет пространство, а оставляет видимым тот реальный географически-социальный объект, о котором и внутри которого идет речь. Театральная игра преображает пространство, но творит не столько новый воображаемый мир, сколько палимпсест: сквозь перформанс всегда просвечивается первичный слой. Суть спектакля in situ – это встреча спектакля с пространством и со зрителем, которая закручивает процесс «переговоров» между правилами и порядками, свойственными каждому из компонентов триады МакЛукаса. Смысл постановки поэтому возникает на пересечении и оспаривании этих сеток правил.