Прошла, кажется, вечность, прежде чем Хидэёси отпустил его и сделал несколько шагов назад, словно для того, чтобы дать ему дополнительное пространство, на случай, если он испугается. Кеншин невольно улыбнулся. Надежный Хидэёси всегда был внимательным к его проблемам.
– Как насчет меня, милашка? – прощебетал Макото.
Кеншин взглянул в медово-карие глаза молодого человека, который был сущим проклятием все эти трудные месяцы.
– Оро, – пробормотал он неловко, не зная, что сказать. Спасибо, что спас меня? Спасибо, что заставляешь меня волноваться, что тебя убивает твоя собственная глупость?
Глаза Макото сверкали озорством, словно он точно знал, о чем думает Кеншин.
Кеншину не понравился этот взгляд.
А затем, безо всякого предупреждения, Макото сделал быстрый шаг вперед, схватил Кеншина обеими руками за лицо и поцеловал прямо в губы. Губы его были холодными, обветренными и совсем незнакомыми… о, боги!
Внезапно Макото отпустил его и отстранился подальше с ухмылкой на губах.
– Прости, но я подумал, что это мой единственный шанс. Кроме того, учитывая, что ты потерял свой меч, похоже, ты не сможешь убить меня за это. – И потом этот идиот радостно отскочил, потрясая кулаком в воздухе, будто только что одержал величайшую победу.
Кеншин не мог отвести взгляда от весельчака, и жар смущения и потрясения залил его щеки. Что, черт возьми, не так с этим парнем?!
Но потом тюк с постелью и дорожная сумка ткнулись ему в руки, и он поднял глаза.…
Хидэёси смотрел на него, смеясь одними глазами, и невозмутимо сказал:
– Иди уже, чудик.
Два дня спустя Кеншин сидел один у костра на обочине дороги. Он весь промок и замерз. Особенно голова. Кончики волос висели темными сосульками. Он посмотрел на мокрые, слипшиеся темные волосы, свисающие с плеча, и чихнул. Боги! Последний раз в жизни он помыл голову посреди зимы!
Кто бы мог подумать, что почувствуешь себя настолько несчастным из-за мокрых волос? Даже толстое хаори, в которое он плотно закутался, не спасало от дрожи.
Теперь он никак не мог уснуть.
Он потер руки, чтобы разогнать кровь, утомленно наблюдая за пламенем, пожирающим сырое дерево.
Как он ни пытался удержаться, время от времени его обиженный взгляд возвращался тому дрянному куску металла, которым угрюмый оружейник Араи Шакку-доно его наградил. Или точнее, обременил.
После Тоба-Фушими Кеншин был готов полностью отказаться от мечей и кендзюцу. Однако его трижды проклятое любопытство и раздутое чувство долга заставили его сделать крюк к кузнице.
– Ты отнял так много жизней, сможешь ли удержаться от этого дальше? Если ты живешь мечом, то и умрешь от меча – это единственная дорога, по которой может пройти герой, несущий меч, – сказал Араи Шакку-доно, прежде чем бросить в него эту странную катану.
Кеншин нахмурился.
Он давным-давно растерял всю любовь к мечам. Он уже давно не верил, что в искусстве меча может быть справедливость или законность. Он решил отказаться от всего этого по очень уважительной причине. Он устал и наконец-то получил свободу выбора другого пути.
Три года назад он поклялся ей, что он найдет способ защищать и помогать простым людям, не убивая.
Какая прекрасная мечта.
Но все дело в том, что без меча он был никем. Он был рожден никем. Он был обучен лишь искусству кендзюцу и немногому другому. Забери у него меч и что останется?
Кеншин вздохнул.
Так что да, он мог понять замысел Шакку-доно, который дал ему этот меч. И да, он был благодарен. Но в то же время он ненавидел этого человека за то, что тот навязал ему этот новый путь. Просто, когда он был в состоянии выбрать, наконец, путь самостоятельно, ему дали…
– Прощальный подарок.
Это был, в некотором смысле, лучший меч, который Кеншин когда-либо видел. Первоклассная сталь, баланс, вес и длина меча – все было идеальным. Словно сделано специально для него. В руке меч лежал лучше, чем его старая катана, что совершенно ясно показало, насколько сильно он перерос свой старый клинок в последние годы восстания. Как Шакку-доно говорил ему не раз и не два.
– Этот меч не из числа моих смертоносных мечей, но и этого для тебя хватит. Попробуй себя в роли мечника с этой штукой на поясе, и ты узнаешь, насколько глубоко веришь в то, что только что сказал, и насколько это смешно.
Слова Шакку-доно все еще звучали в голове, когда Кеншин взял в руку непритязательный на вид меч и провел пальцами по простым и скромным ножнам. Он не торопясь оглядел цевье и рукоять, выполненные в упрощенном стиле. Возможно, это такая шутка от мастера меча, своеобразный способ покритиковать его плохую привычку часто ломать сменные части.
Кеншин снова вытащил лезвие из ножен, чтобы посмотреть на красиво выкованную сталь – и обратить внимание на край лезвия на неправильной стороне.
Он чуть улыбнулся.
Отсталый и нелепый меч. Как и он. Убийца, который не убивает, мечник, который не хочет обнажать меч… возможно, это оружие просто идеально для него.