This one. Книга третья. Путь к бродяге (ЛП)

– …но самое уморительное, что я когда-либо видел, это когда Баттосай искупал в реке целый отряд Шинсенгуми. Я имею в виду, все знают, что он сделал этот прием целым искусством: пара быстрых, как молния, взмахов, и бум! Мост распадается на части, и все, кто на нем был, принимают освежающую ванну! Но черт побери, когда я увидел это собственными глазами, это было просто… прекрасно! Этот момент я буду хранить в памяти до самой моей смерти! Видите ли, поступая таким образом, Баттосай заставил целый отряд объяснять свой провал командирам. Я имею в виду, я бы предпочел убить их всех, на самом деле, но с другой стороны… унизить их таким образом еще лучше! – На протяжении всей истории Макото размахивал руками, и его медово-карие глаза искрились весельем.

Кеншин напрягся. Что, черт возьми, делает Макото? Нет худшей темы для разговора!

– По правде, я не стану утверждать, что меня сильно заботит Чоушуу и их излишне оцененный убийца, – сказал Танака. – Я пробыл в столице достаточно долгое время, и ни разу даже мельком не видел этого легендарного хитокири. Держу пари, слухи о нем сильно преувеличены.

– О, не знаю, – Макото усмехнулся. – Я видел Баттосая. Эй, не смотри на меня так. Я на самом деле видел его, и этот парень… черт, как он сражается. Он так быстр, что его движения невозможно увидеть. В один момент он здесь, а в другой уже на другой стороне улицы, и дюжина парней мертва. Я не знаю, как он это делает, но это поразительно. Многое бы я отдал, чтобы узнать, как делать то же самое, – проворчал Макото, а в следующую секунду воскликнул: – ага, я снова выиграл! Платите, хвастуны!

Весельчак наклонился, чтобы собрать свой выигрыш, сопровождая это глубокими поклонами и преувеличенно вежливыми жестами, которые были настолько чрезмерны, что граничили с насмешкой. Но никто не оскорбился. Никто даже ухом не повел. Мужчины пропустили оскорбление мимо ушей и с улыбками отдали деньги Макото.

А затем одна из… дам, которая… эм, развлекала гостей, решила перейти к их группе. Мужчины приветствовали ее веселым свистом, и она приветливо улыбнулась, принимая с изяществом их энтузиазм, осматриваясь, где бы присесть…

– Эй, красавица, – обратился к ней Танака. – Думаю, самое лучшее для тебя место здесь, рядом с молодым другом Макото. – И он указал на пустое место, которое Кеншин кропотливо создавал между собой и ближайшим самураем из Сацумы. Именно туда он отодвигался, когда Макото становился слишком навязчивым, но теперь…

– Спасибо! Мне приятно посидеть с вами, благородные господа, – ответила дама и осторожно присела рядом с Кеншином, расправляя свое затейливое кимоно так, чтобы на нем не было ни одной морщинки.

Ее хорошо контролируемые отточенные движения, даже ее вишневые духи, сразу навеяли воспоминания. И они не были приятными. Нет, манеры, духи, тщательно выбранное одеяние были так далеки от естественной элегантности Томоэ, что разница была резким, почти яростным отличием от того маленького кусочка счастья, что Кеншин хранил как драгоценность в своем сердце.

Его Томоэ… она была изящной, но сдержанной. Настоящей леди. А эта девушка была весьма откровенна в своих намерениях.

Кеншин выпрямился, стараясь не показывать свое отвращение. Макото наклонился к нему, шепча на ухо.

– Скажи, милашка, если тебе действительно не нужно мое внимание, то как насчет нее? Каждый мужчина должен получать некоторое удовольствие. Все то время, пока я тебя знаю, ты ни разу не смотрел на красоток. Это ненормально.

Дыхание у Кеншина перехватило, и он повернулся к Макото. Вместо того, чтобы говорить дальше, тот резко взглянул на него, кивнул в сторону девушки рядом с ним и поднял в ожидании бровь.

Вес вовсе не прозрачного намека Макото, ситуация, в которой он оказался, ожидания общества в этом отношении… Боги! Он чувствовал себя так, словно удавка сжималась на его шее, все туже и туже. Все вокруг улыбались и наслаждались компанией, играми, разговорами и бесплатным алкоголем. А он на грани паники только потому, что люди сидят по обе стороны от него.

Нормальный?

Он какой угодно, только не нормальный. Кеншин был хорошо осведомлен об этом.

Любой здравомыслящий человек должен быть в состоянии справиться с этим. Правда, он не был ярким примером здравомыслия даже в его лучшие дни, но и не был сумасшедшим. Не был! Не таким, каким его пытается выставить Накамура.

Так что в словах Макото есть смысл?

Все мужчины, которых Кеншин когда-либо слышал, отзывались о физической близости как о лучшем, что с ними случалось.

И тогда, в Оцу… Кеншин тоже делал эти вещи, с ней.

Сейчас любое прикосновение, независимо от намерений, отталкивало. Даже когда он мог остановить себя от того, чтобы уклониться от случайных прикосновений, то, конечно, не чувствовал от них никакого удовольствия. И да, он всегда мог сказать, что когда весельчак прикасался к нему, это не в счет – в конце концов, весельчак был мужчиной, а Кеншина не волновали мужчины, не в этом смысле – но, конечно, он должен быть в состоянии любить женское внимание?

Или нет?