Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа)

Старый – Да ведь, видите, изголодались по добру т’ и до зла допалились, оно так вековечно было. Что до бога, то, видите, кто-то хитроумно его изобрёл … ещё энтцоклопедист и писатель Во́льтер⁴⁶ изволил то же выразить: если бога нет, то его надо-с учинить, хе, хе. Ну, дальше договорю. После разгрома, ясно, вся эта публика, видите вместе с Иаковом Тяпкиным отбыли в леса-с и там образовали партизанское войско-с, коего цель была: бей боляр и помогай голи-горькой. Нно, Тимочка, это не всё-с. Неет, нееет, нетучки. Тяпкин по песни прямо, кого мы с вами вспомнили решил дело …

– Разрееэээшии ооотец

– Жанитцаааааа

Молодой …. Тууюуу взяааать – Кого люблюууу??? Ну, а как он решил дело? ..

Старый – Видите … он послал четырёх своих отчаянцев на смерть к князю в город и дом … они Орину-то и умыкнули, ах и чудесным делом, как молонии в осень очистили терем – кому надо – в рот кляп, её в охобень, ххо! на конь! дда прям’, перекидывая ттовар свой с коня на конь, таким проскоком и привезли груз дорогой Тяпкину. Ннну, и была свадьба! Три дня и три ночи ликовали леса! бушевали четыре поляны и весь стан стал адовищем ххо, хххо,-хо! а потом –  налюбившись с молодой женой, отдал её кругу и войску Иаков Тяпкин всю от кос до пяди и мизинцев – а потом – насыпали курган и на нём не крест, и не кжиж, и не голубок заголубел – а четыре конских хвоста бились по́ ветру, рру! Чернели в ночь, ччу! Летели в ветрах по зоре по воздушку, ку!

Молодой (встав даже) – Ллихо сделано, Таисий Яковлевич, так лихо, что и у вас кровь заговорила, ишь, прямо слово о полку тяпкатанском и-зо-шло⁴⁷ … Гм … дда! Нну и зверюга ж’ всё ж ваш уважаемый передок был, прямо бандит. Уж извините, а при всём народническом эффективе сего, я б его – к стенке, и баста! Ххорош правдолюбец! Пфффф, фф.

Старик (всстав тоже) – Гм … кхххх … хха … Видите, Тима, теперь – оно понятно ваше-с возмущение … гм, нну, а в восемнадцотом, когда товарищи морячки горячились в офицерских комнатках – и тоже, извините, душу отводили на жонах, дочерях и сестрицах, – тогда их к стенке не надо было ставить-с, это-с, видите, классовый гнев, пар выпускали вон, а?! а, а? Как? Ну, Тимон Василискович, как? их вы теперь куда-с предложите, товарищ прокурор? А?

Молодой (сев, набив трубку) – Пффу … вон и видно, что в вас болярская кровь заговорила. Пёстрый вы человек, Таисий, пусть и пестрота ваша – крупным планом пошла … То – ненависть и злоба крушила всё не разбирая: раз, раз, раз – когда было? А ведь это – психологический трюк, изощрение в мести, да и какое тут классовое – тут перегрызлись свои белая кость, а потом и блажь, толстовщина пошла навыворот. Ведь Степан и Емельян смерды и холопы были ась?

Старик – Видите … и Степан и Емельян были смерды; этто истинно, но ведь и Тяпкин-то был смерд наоборот. То есть Тяпкин родился в семье смердной, доезжачие-то не очень болярского роду бывали. Слуги, Тимочка, они были и мать т’ его – холопка была, барыня что ль? Кроме того, видите, обида т’ его не дюже бросила в чванство аль в свинство – что ж он добро т’ великокняженское себе стяжал? К голи-шмоли тянули его гири материнские, тяжёлые гири рабства издавна – а отцом он, может, до поры и смерда чтил, раба, слугу, доезжачего, ась! А к чему ж, если верить моей родословной, бросило и меня моё горе, моя потеря – всё к избывке буйством против богатеев-насильников? и с кем свела меня моя потомушная доля? Лесные т’ не очень а-ри-стократты были: то мужички, то солдатушки-ребятушки: все смерды, эх! ….

Ну, а вы-с, Тимачка, много вы – смерд; а с 19-ти убегли, куда? к смердам в Сарынев? к рабам? к рабочим?⁴⁸ Чего ж вы Тяпкатаньской Красотой т’ заведением вотчинным не вовладели? …

– Эххм, тоже!

Молодой (мнёт золу в трубке, мягко, душевно) – Таисий, а что у тебя, товорищ, винца ещё добро-ортерияльного не водится? Я б – хлюпнул, гм …

Старик (озарённый как солнцем, бурно) – Я… Тима… как ты меня… Тимон, ты меня товарищем назвал? Сейчччссс….

– И бурно же, как майский дождь, прыснул в низ, на землю. Молодой ткнул рукой в стену и повернул чёрный ключ. Вспыхнула лампа Ильича⁴⁹, двести свечей!! Как прожектор выбросил его свет: чорная гимнастёрка, чёрные выпускные брюки, чорно-синеседые назад волосы – и страшногрубые черты: носина – грушей, бровищи – тесьмой, а под ними замечательные глазы: светлой воды миндалины поперёк, и ямины тёмных кругов под ними – как выбоины страстей⁵⁰. Огромный лбина, смуглотёмное длинноовалистое лицо с Гиппократовыми чертами⁵¹ яркой и сильной и необыкновенно богатой жизни. На левом борту гимнастёрки, на клапане кармана – единственный в мире знак Трудового Красного Знамени загорелся как папортник пурпуровой жар-жизни⁵².

А в дверь вихрем вырвался и влетел сияющий, как молодой месяц вешней ранней поры Т.Я. Озорновский, старик курам на смех. В руке, как флаги – 2 бутылки тёмные от вина.