Тяжело в ученье, нелегко в бою. Записки арабиста

Арабистика подарила общение, дружбу c удивительными, интересными людьми. Могу похвастаться, что переписывался, разговаривал с учеными, которых признано именовать известными, а то и выдающимися. С Ахмедом, Виталием, Володей, Гришкой, Ирочкой, Леней, Сашей, с другим Сашей…

Возможно, я идеализирую, но все же. Арабисты, всегда помогали друг другу, могли подсмеиваться над коллегой, даже поиздеваться. Но не закладывали. Наша корпорация была и, надеюсь, осталась.

По мере сил наше поколение передает свои знания, свою любовь к Востоку студентам, аспирантам, да и вообще умным, любопытствующим людям.

Увы, в качественных востоковедах нет государственной заинтересованности. Востоковедение становится конъюнктурным, точнее сказать, его приспосабливают к потребностям власти. К чему все это приведет, предсказывать не берусь.

А еще в 1990-е произошла трагедия, я говорю вполне серьезно, для арабистов-переводчиков, которые оказались невостребованными, попросту говоря безработными. По советским меркам, они были довольно состоятельными: «Волги», дачи, квартиры – и вдруг все кончилось: поездки к арабам стремительно и неумолимо сокращались и применить свои нерастраченные силы было почти негде. Люди болели, впадали в ипохондрию, знаю пару случаев самоубийств.

Когда я писал о своих «экзерсисах» на ниве арабского языка, то постоянно вспоминал ошибки и неудачи. Промахи остаются в памяти чаще, чем успехи. Это все равно как, слушая переводчика, больше замечаешь его огрехи. Будем ошибаться и исправлять свои ошибки. Без ошибок жить скучно, да и невозможно.

Перестал ли я быть арабистом – не знаю. Судьбе было угодно, чтобы с середины 1980-х я стал больше заниматься исламом, проехал взад-вперед Кавказ, Центральную Азию. И там арабский язык оказался полезным. Его знание вызывало уважение у тамошних мусульман. В какой-то миг я даже стал верить, что я его все еще знаю. В начале 1990-х в Бишкеке пригласили в мечеть – посмотреть, как ведется ремонт, как происходит в независимом Кыргызстане «исламский ренессанс». На висевшем над входом полотне был написан коранический аят, и я обратил внимание принимающей стороны на грамматическую ошибку. Кажется, там была неправильно поставлена точка, и буква «б» (в которой точке место наверху) превратилась в «н» (где точка находится внизу). То была просто описка, зато благодаря тому, что я ее заметил, градус уважения к дорогому гостю сразу возрос.

Возможно, читатели, знакомые с арабским миром или хотя бы о нем что-то слышавшие, заметят в моей книжке некоторые неточности. Многое писалось по памяти, утомленной все тем же арабским языком.