Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров

«В ответ на письмо генерала Янушкевича следовало бы послать ему ведро валериановых капель. Очевидно, у него расстройство нервов, и он нуждается в успокоительном. И при этом надо бы ему разъяснить (видимо, ему не понятны эти стороны человеческой души), что никто еще не покупал героев, что любовь к Родине и самоотвержение не рыночный товар. Как только могла в голову забраться такая мысль! Солдаты бегут, приведенные в отчаяние, а Ставка будет их уговаривать – не бегите, землицы получите. Какой позор и какое нравственное падение. Да вообще, дает ли себе отчет Янушкевич, что он предлагает не только с нравственной точки зрения, но даже с практической. Нельзя обещать несбыточное. Фактически невозможно наделить землей многомиллионную армию, так как, конечно, почти вся она или пострадала, или отличилась. Все равно всех не купишь – а горожане, рабочие и прочие! Не из одних же крестьян состоит предводимое Ставкой войско. Чем предполагает начальник штаба закупать геройство неземледельцев?»

С. Д. Сазонов:

«Я не удивлен этим позорным письмом. От господина Янушкевича можно ждать всего. Ужасно то, что великий князь в плену у подобных господ. Ни для кого не секрет, что он загипнотизирован Янушкевичем и Даниловым, в кармане у них. Они ревниво оберегают главнокомандующего от общения с внешним миром. В Ставке создалось средостение. До великого князя ничего не доходит. Его доверчивостью пользуются из карьерных расчетов. Смешно сказать, генерала Рузского, призываемого командовать целым фронтом и защищать столицу империи, не пустили к Верховному главнокомандующему, чтобы непосредственно испросить указаний, переговорить о предстоящих задачах. Его вызвали в Ставку, заставили чуть ли не целый час просидеть в приемной. К нему вышел генерал Янушкевич из великокняжеского кабинета и сухо объявил повеление сосредоточить все усилия на обороне Петрограда и немедленно отправиться к месту нового назначения. Это черт знает что такое! Благодаря таким самовлюбленным ничтожностям мы уже потеряли исключительно благоприятно начавшуюся кампанию и опозорили себя на весь мир. Что же, теперь нам надо примиряться с проигранной войной, покорно всовывать голову в немецкое ярмо. Из сообщенного нам Александром Васильевичем (Кривошеин) письма выходит, что, по мнению вершителя судеб Ставки, наши солдаты не могут сопротивляться, что надо приняться за формирование новой армии путем подкупа и заманивания будущих героев. Бедная Россия. Ничего у нее не остается. Даже ее армия, которая в былые времена наполняла мир громом побед и удивляла своим самоотвержением, и та оказывается состоящей из одних только трусов и дезертиров. Неужели же мы будем все время молчать, неужели у Совета министров не хватит мужества открыть глаза кому следует? В известной обстановке чрезмерная осторожность граничит с преступлением».

В итоге происходивших прений решено просить генерала Рузского, в качестве командующего защищающим Петроград фронтом, пожаловать в ближайшее заседание Совета министров для частного обмена мнений о положении на театре войны и о безопасности столицы. Собеседованию этому отнюдь не следует придавать официальный характер, дабы Рузский мог высказаться вполне откровенно и дать таким образом правительству материал для последующих действий. Рузский находится вне влияния Янушкевича, держит себя независимо и его отзывы могут отразить истинную, не обработанную заинтересованными штабами, картину и сущность происходящего в районе боевых столкновений. Затем надлежаще осведомленный Совет министров должен ходатайствовать о созыве заседания под высочайшим председательством и постараться открыть царю правду настоящего и опасности будущего.

И. Л. Горемыкин:

«Я не возражаю против такой постановки, но считаю долгом еще раз повторить перед Советом министров мой настойчивый совет с чрезвычайной осторожностью говорить перед государем о делах и вопросах, касающихся Ставки и великого князя. Раздражение против него принимает в Царском Селе характер, грозящий опасными последствиями. Боюсь, как бы наши выступления не явились поводом к тяжелым осложнениям».

В связи с таким решением отпала необходимость в немедленном рассмотрении в связи с представленной управляющим делами справкой вопроса о взаимоотношениях правительства и военной власти на театре войны.

Хотя общий вопрос и был отложен, тем не менее, в дальнейшем ходе заседания он снова возник.

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Прошу помощи Совета министров. Как я и предвидел, мое положение перед Государственной думой становится весьма щекотливым. Мне задают массу вопросов по местным делам в прифронтовой полосе. Это, несомненно, тактический прием со стороны депутатов, так как они прекрасно знают, что Министерство внутренних дел не имеет там никакого голоса и что всем распоряжаются военные власти, забронированные устрашающими словами – военная необходимость. На все вопросы я отделываюсь общими фразами, но положение мое становится со дня на день более неудобным».

И. Л. Горемыкин: