Тяжёлая вода (СИ)

Дела в канцелярии адмиралтейства обещали затянуться. Мигит не помнил такого случая, когда высокомерные адмиралтейские клерки делали что-то быстро. Все, кто работал в адмиралтействе, обладали той или иной принадлежностью к богатым и знатным родам Авантии, в том числе и столицы. Мало того, их чванливость усугубляло то, что все они были помешаны на чувстве собственной важности и оттого воображали о себе неизвестно что. Стоило получить им даже самый небольшой пост при адмиралтействе, — и все, начиналось. При этом собой они ничего не представляли — так, обычные зазнавшиеся черви, больные к тому же манией величия. Проблема крылась в том, что все они были обычно пятыми-десятыми сыновьями, внучатыми троюродными племянниками или еще какой водой на киселе. Влиятельные правители кланов могли бы не обращать на них внимания, и пристраивали их обычно по слезным просьбам какой-то дальней родни. Любимые дети высокопоставленных людей обычно занимали должности не в конторе, а получали офицерские чины, в которых быстро росли по протекции. В Авантии такое кумовство старались не обсуждать публично, а негласно оно уже получило статус традиции: первый сын обычно шел во флотские офицеры, быстро вырастал от командования мелкой лоханью до капитанства на крупном боевом корабле, потом переходил в управление адмиралтейства крупным начальником, либо становился командиром флотского подразделения. Второй сын традиционно шел в армию и становился обычно кавалерийским офицером, где так же вырастал от «простого» драгуна до командира эскадрона, а там либо переходил в штаб, либо так и оставался в войсках, пока не подходил срок примерить уже генеральские погоны. Третий сын — чиновник, на выбор в казначейской, торговой или промышленной палате имперского министерства экономики. Следующие сыновья уже пристраивались на менее крупные должности, хотя, и это по разному. Но обычно кланы, давно поделившие меж собой власть в имперской иерархии, старались не загребать себе слишком много, оставляя возможность назначений и для других семейств, чтобы не портить давно оформившегося статуса-кво. Схема эта была непостоянной, и варьировалась в зависимости от того, где сейчас идет война — на суше, на море, или не идет вообще. Влиятельные люди не любили подставлять своих любимых деток под пули и ядра, а потому берегли их от участия в сражениях. Что же касается тех, кто служил в конторах адмиралтейства клерками, — всем и вся на них было плевать, и это не могло их не злить. Завидуя самой злейшей черной завистью своим более успешным по праву рождения братьям и родственничкам, но не обладая никакими способами изменить свое положение (на самом деле способы были, но не такие, которые подошли бы этим трусливым ничтожествам), они изливали свою злость в единственный доступный им канал — на людей, которые приходили к ним по делу.

Любой офицер флота хоть раз да бывал в адмиралтействе, а любой, кто там бывал, не любил там бывать и стремился избежать появления там всеми доступными способами. Мигит не был исключением. Он на личном опыте убедился, что даже самые простые просьбы эти позорные обезьяны могли растягивать на долгие дни, чиня искусственные препоны, чтобы потешить свои гнилые душонки. А уж что касалось такого дела, как увольнение из флота Его Величества…

Нет, успеха тут точно не добьешься. Невозможно добиться такого меньше, чем за месяц. Надо быть реалистом, а с точки зрения объективной реальности это попросту нереально.

Об этом Мигит сказал Лейсу.

— Не выйдет.

Но тот лишь снова рассмеялся своим удивительно живым золотистым смехом и хитро подмигнул.

Мигит достаточно давно знал Лейса, чтобы как следует распознать его характер. Лейс был человеком удивительной энергии. Словно неиссякающий живой источник, он заражал всех своей сумасшедшей жизненной силой. Видеть Лейса спасовавшим — хотел бы Мигит посмотреть на такое. Это был человек — четырехлистный клевер. Человек, которого не согнуть ничем. Он действовал не по правилам не потому, что намеренно нарушал их, а потому что просто их не знал. Для него не было ничего непреодолимого, и никакая трагедия в его понимании не была окончательной, никакой успех — максимально возможным.

Но как — искренне недоумевал Мигит, — как, ради бога, как он собирается одолеть этот хлев змеиный?

Уверенное и довольное выражение лица Лейса, никогда по-настоящему не покидавшее его физиономию (он и родился, наверняка, таким же ловкачом), и его внутренне энергичное движение невольно заражало и окружающих.

Удивительная аура окружала этого подозрительно восхитительного человека, и слова «Все пройдет как по маслу» звенели в этой ауре, принося спокойствие и уверенность в сознание тех, кого он называл своими друзьями. Потому и Мигит словно бы немного приободрился, когда Лейс еще на ходу лихо выскочил из кареты и бодро зашагал ко входу в красивое четырехэтажное здание адмиралтейства, который охранялся стоящими смирно гвардейцами в парадных красных мундирах и блестящих традиционных авантийских шлемах.

И все же, как, черт возьми? Как он собирается…