Тяжёлград (СИ)

  Ташко нашел досье на бывшего священника, вдовца, лишенного сана со странной формулировке - за язычество. Правда, это произошло еще в 1907 году.

  - Но тебе не кажется ненормальным, что родом этот отрешенный поп из того же села, откуда убитые? из Якубовой Воли на Дрогобычщине? - спросил Ташко. Я поперхнулся.

  14. Якубова Воля.

  В каждой местности обязательно найдется несколько сел, к которым пристает ярлык "лихих". Якубова Воля - одно из таких. Ташко, сославшись на очередной приступ иерофобии, сопровождать меня отказался. Я поехал один. Как частенько бывает в подобных случаях, погода стояла гадкая. Лило ведрами. Кратчайший путь к селу пролегал между двумя холмами, после коих бедная повозка буквально влетела в старое кладбище. Колесо сорвалось. Возчик уселся на мокрый камень. Нечего делать - пришлось любоваться старинным погостом. Могилы покрывал столетний зеленый мох. Хитрые полевые мышки успели прогрызть в его мягких недрах лабиринты дырок. Отлетевшие из-за мышиных подкопов комья мха склеивались с камнем крошащихся надгробий, образуя твердую серо-зеленую корку. Под ней сидели червяки. Дорожки кладбища поросли гигантскими лопухами, а ограду заменяли высокие заросли пахучей крапивы.

  - Так и знал, что застряну в каком-нибудь проклятом месте! - за моей спиной стоял невесть откуда взявшийся мужчина лет 40, еврейской наружности. - Хорошо, хоть одну живую душу встретил - произнес он и добавил - Ветеринар я. Приехал по просьбе сельского старосты. Просили поскорее - на скотину мор нашел. И не добрался. Повозка утонула, возница сбежал. Четвертый час тут сижу.

  - Не ящур ли?

  - Ящура. Кожные покровы животных интенсивно шелушатся и приобретают вид неопрятной шкуры линяющей рептилии.

  По моему хребту словно кто-то мягкой кисточкой или змеиным языком провел.

  - Холодно здесь, в Прикарпатье, в низинах - заметил ветеринар.

  Ответить ему не успел - возница приладил колесо. Мы сами сели и подвезли нерасторопного доктора, вновь поехали по грязной дороге. Ветеринар рассказал: ему предстоит провести в Якубовой Воле два или три дня - осмотреть скот, отобрать зараженный, забить и сжечь туши на большом костре подальше от села, а несгоревшие останки закопать в известковые ямы.

  - Но как вы убедите крестьян убить и сжечь - а не съесть - своих коров, бычков и телок? - удивился я. - Их уже успели обобрать войсковыми поставками! А тут приходите вы, уводите единственную кормилицу!

  - Постараемся - сказал ветеринар. - У меня предписание. А откажутся - на то есть староста. Он заставит.

  Мы въехали в Якубову Волю и сразу увидели - здесь царила беда. Возле домов стояли глубокие лужи. Окна темные. Ни крика, ни голоса. Я выдал себя за студента, пишущего диссертацию по нервным болезням. Меня вправду интересовала психология внушения, хотелось своими глазами понаблюдать за изгнанием бесов, если повезет. Повезло. Местный священник как раз этим увлекался, пригласил меня переночевать в сенцах, а наутро поехать гнать беса. Ветеринар немедля прошелся по дворам вместе со старостой. Ящура оказалось много.

  - Завтра устроим сожжение - предупредил он меня.

  Утром, передав мне чемоданчик с книгами и большим серебряным распятием, сунув еще несколько герметичных сосудов с освященной водой и елеем, пастырь запряг тощую клячу в цыганский фаэтон, который он называл каретой, и тронулся. Ехали далеко, за немецкие фольварки, к больной крестьянке. Она ни с того ни с сего начала бесноваться. Корчилась, плевала на иконы, кричала грубым мужским голосом. Быстро поговорив с мужем больной, священник приступил к изгнанию.

  Сначала шло тихо - кропил, читал молитвы. Женщина молчала. Вдруг она стала орать, при этом все ее тело извивалось по-змеиному, она норовила выползти на землю. Собравшиеся родственники держали несчастную за руки и за ноги.

  - Вчера она грызла сухие земляные комья - шепнул на ухо священнику муж больной, - и ей ненадолго полегчало.

  - Не давайте ей земли, это вредно - сказал он, продолжая читать. Останавливаться было нельзя. При обряде я лишь подавал священнику сосуды - в них одержимая яростно плюнула. Чем дольше он читал, тем сильнее визжала и мучилась эта рослая, крепкая крестьянка, и тем больше уставали не разжимать сцепленных рук. Ее держала какая-то адская сила.

  - Устанет ли она когда-нибудь? - думал я. - Да и насколько это можно объяснить физиологически? Мышцы одеревенели, пульс бешеный, глаза из орбит, не хватает только пара из ноздрей, как на картинках в журнале.