Тяжёлград (СИ)

  О польских барышнях и горничной Гельке с глазами ласки. О международной политике и судьбах Галиции. О митрополите Шептицком и студитах - ордене, истинное назначение которого оставалось непонятным. Я чувствовал - здесь замешана большая политика и не меньше - мистика. Еще - шпионаж. Не исключено, что даже в святая святых Унии, на Святоюрской горе, роется сильными лапками черный "крот" - агент российской разведки, сторонник слияния с православными. Этого человека завербовали еще до войны, он тайно передает информацию в Санкт-Петербург, обладая доступом к самым секретным сведениям. Его высокое положение и приближенность к митрополиту долгое время отсекали все подозрения. Так бы оно шло хоть сто лет, и никто бы ничего не узнал, если б осенью 1914 года в Галицию вместе с войсками не прибыло российское православное духовенство. Началась кампания по "воссоединению" униатов с православными.

  Сразу же обнаружились униатские священники, готовые немедленно отречься от папизма, перевести в православие весь свой приход и провести литургию за царя-батюшку Николая Романова. Подобные эксцессы не только опечалили графа Шептицкого - да откуда ж столько изменников высунулось? - но укрепили его подозрения в адрес "крота". "Кротов" оказалось много, целый выводок. Естественно, первое желание - выловить "крота" за хвост, стукнуть его бархатную морду о землю и зарыть где-нибудь около выгребной ямы.

  Однако это непросто сделать, находясь в далекой ссылке, где кругом враждебные лица, и ни одна встреча, ни одно письмо не останутся в тайне. Именно для этого митрополит учредил тайную структуру внутри ордена студитов - аналог военной контрразведки. В него входят самые проверенные, самые уважаемые соратники графа. Они следят за всеми и даже за самими собой. Они ведут хитрые многоходовые игры, провоцируют, проверяют, стравливают, однако "крот" умело притворяется своим. Призваться, я это предполагал. Версия о "кроте", застрявшем на самом верху униатской иерархической лестницы, выглядела фантастической. Но факты... Они упрямо доказывали - российские агенты за униатским митрополитом следят, и он сам об этом прекрасно знает.

  Возможно, все началось еще осенью 1908 года, когда граф тайно, по подложному паспорту на имя Збигнева Олесницкого, представителя велосипедной фирмы, пересек российскую границу. Его секретная миссия особого успеха не имела, и, обратив нескольких скучающих аристократов в униатство, он вернулся на Святоюрскую гору. Так почему же полицейский департамент счел митрополита опасным? Все дело в том, что, прибыв в Россию, Шептицкий принимал одно условие, исполнения которого от него негласно требовал Синод - не создавать новых униатских приходов. Но он его нарушил, перейдя дорогу одновременно и официальной православной церкви, очень боявшейся Унии, и местным католикам-полякам, которым это тоже не нравилось.

  В России митрополит посещал не одни мистические салоны, нозаглядывал в революционные кружки, говорил не только о Риме, но и о политике. Поэтому граф Шептицкий мгновенно стал нежелательной персоной. Против него началась яростная кампания в российских газетах. Митрополита называли "врагом веры православной", "масоном", "другом дьявола", даже "революционером с крестом". Со стороны это выглядело довольно странно: Уния была в Польше, причем давным-давно, а клеймили ее почему-то в России 300 лет спустя.

  О, как пригодилась бы мне черная тетрадка майора-аудитора Бодай-Холеры! Чего в ней только не нашлось бы! Имена агентов, адреса, пароли, счета! Но эту черную тетрадку я видел один раз, мельком. Фамилии мне были тогда совершенно незнакомы. Был уверен - это не понадобится. Зачем перегружать себя чужими секретами? Но вдруг оказалось, что я - частный детектив, веду одно щекотливое, мистическо-политическое дело, которое нельзя раскрыть без, казалось бы, давно отринутых шпионских штучек. Без слежки, без перехвата бумаг, без нужных знакомств, которые затем станут ниточками громадного клубка. А если в орден студитов вошли, как клялся Бодай-Холера, "бывшие" розенкрейцеры - надо искать розенкрейцера, который остался вне этой новой орденской структуры. Рыцаря-одиночку. Он наверняка еще бродит по закрывающимся кондитерским, давно бросив искать философский камень, заключает маклерские сделки или мучает гимназистов латынью. Вот бы встретить этого последнего вольного розенкрейцера! Он-то знает (так мне, наивному, мерещилось), что было до студитов, почему появился этот орден покинутых братьев, случайно ли его возглавил родной брат Шептицкого? Причем тут шпионская война России и Австро-Венгрии? Никто, кроме этого воображаемого рыцаря духа, не мог ничего ответить прямо. Все, кого пробовал об этом спросить - уворачивались, уклонялись, молчали.

  Даже кабинетный историк Левик не хотел говорить напрямик. Косвенно, через занудные распросы о каком-то давнем юридическом казусе, выудил: среди униатской верхушки сейчас идут "бои бульдогов под ковром".