Тяжёлград (СИ)

  Мы сели с Ташко поболтать о ходе расследования, узнать, кто что выкопал и как все это совместить. Имя убийцы старого монаха и девушки я практически выяснил (как мне казалось на тот момент) с точностью до 99%. Но для полиции все это нужно было логично изложить, да и митрополит должен удостовериться, что агентство "Холмский и Уотсон" не зря деньги получает. Говорим мы, говорим, объясняю я, что монах Чаромарницкий был связан с россиянами всеми частями тела, и с разведкой сотрудничал. Что он вел "мистическую" переписку с дамой из Иркутска. Где духовный наставник живо интересовался у грешницы количеством войск в Сибири и моральным разложением офицерства.

  Ташко наклонился ко мне - хочешь пирожных? Я ему - конечно, хочу!

  Принесли блюдо, и я четыре трубочки сразу съел. Мог бы и больше, да денег не хватило. Бог меня уберег. Крем оказался напичкан цианистым калием. А так как в Лемберге сахара во все добавляют меньше, то глюкоза весь яд обезвредить не сумела. Меня буквально вывернуло наизнанку, а проснулся уже в больнице. Этот Ташко, тоже друг называется, вечером сел и написал на меня заранее некролог. Решил - точно умру, приклеил утром на стенку. Я и не знал, что помимо криминальной хроники, еще и некрологами подрабатывает. Детективное агентство "Холмский и Уотсон" рассыпалось, с Ташко больше не виделся. Вести дело в одиночку оказалось труднее, и я почти его бросил.

  ....... Мария-Владислава (все-таки добился разрешения приписать Еве Айзикович в паспорт ее настоящие имена) уже называла себя моей невестой, и мы бы обязательно поженились еще весной 1918, если б не отравление и скандал. Мешала нам мать панночки. Она очень дорожила безукоризненной репутацией богатой вдовы, благотворительницы, пилигримки, ища для панночки непременно знатного жениха. Такого, который бы отворил ей, еврейке, двери светских салонов, подружил с графинями, герцогинями и баронессами. Я ей казался неприемлемым зятем - у меня не было титула. Конечно, на деньги, что лежали в швейцарском банке, можно приобрести баронскую грамоту, да и князья в родословной Подбельских встречались, но не уступать же своей несостоявшейся теще! Не признаваться же, что ты - русский дворянин! Даже не потому что арестуют. Со стыдом и удивлением узнал: оказывается, в Галиции наши аристократические гербы принимают холодно. Вы, мол, татары, потомки мелких мурз, вытащенные московскими деспотами, из убожества а мы - шляхта гоноровая, века в истории, белая кость голубая кровь! Отношения наши мама сразу приняла в штыки.

  Чтобы не расстраивать мать, Мария-Владислава потащила меня не в особняк Айзиковичей, а в свое тайное убежище - небольшой искусственный грот, вырытый в прошлом веке по капризу сумасбродного магната. Мария-Владислава хранила там свою этнографическую коллекцию. У нее лежали каменные славянские идолы - существа без рук и ног, туловища коих испещряли непонятные острые знаки. Дальше валялись кувшины древней лепки и аккуратная кучка костей енота, сложенных в его шкуру.

  - Это для гадания - объяснила ведьмочка. - Берешь вслепую одну кость, а я тебе скажу, что это значит.

  - Как что? - поразился я. - Кости енота, и ничего более.

  Но Мария-Владислава по ним старалась предсказать будущее. Весьма бесполезное занятие - чего быть, то не предвидишь.

  Однажды, жарким июльским днем, когда панночка призналась, что нам придется еще немного подождать, пока мама утихомириться, забудет, а уж тогда и свадьба, я, обнимая ее и нащупал в кармане трепещущего белого голубя.

  - Зачем ты мучишь птичку? Отпусти!

  - Принесу ее в жертву - невозмутимо ответила язычница.

  Я со страхом смотрел, как Мария-Владислава убивает голубя, украденного ей с церковной крыши.

  - Война уносит миллионы жизней - сказала она, вытирая окровавленные пальчики. - А тебе птичку жалко. Мне, кстати, тоже не доставляет особой радости терзать ее кухонным ножиком. Противное занятие. Но им нужна теплая кровь.

  - Ящерам? - спросил я ее, задыхаясь.

  Она молча отодвинулась, изогнувшись, как кошка, и сказала:

  - Тебе вредна кровь.

  После я узнал, что она - не ест ничего мясного. Носит бифштексы и шницели со стола своему волчку. Чем дальше, тем сильнее меня стала изводить мысль: Мария-Владислава на самом деле отвечает взаимностью не мне сегодняшнему, а тому человеку, которого она придумала в своем будущем. Чужому, воображаемому, кем я никогда не стану.

  22. Горячие металлические шарики.

  Австро-Венгрия благополучно распалась. В ноябре 1918 года в Львове произошел переворот. Вместо австрийских властей, которые меня никогда не волновали, провозгласили украинское правительство народной республики. Я совершенно тогда этим не интересовался, мне было все равно, лишь бы остался город Львов. Даже развернувшаяся украино-польская война не убедила упрямца в том, что моей жизни угрожает нешуточная опасность.

  Подумаешь, переворот! Их в Галиции столько было и еще будет!