Тяжкие повреждения

Время понемногу возобновляется. Расплывчатость обретает форму и очертания. Становится яснее. Ритм нарушается.

Потом приходит момент невыносимого одиночества: когда она вспоминает, что никто не может помочь, никого нет рядом.

Приезжай, пожалуйста, скорее приезжай, Мэдилейн.

Сейчас она одна в комнате. Здесь совсем другой воздух, когда никого нет, даже скрытого присутствия за краем ее поля зрения. Он не так сгущен, не только от дыхания, но и от эмоций. Поэтому она и понимает, что одна.

У всех своя жизнь. Лайлу нужно заниматься карьерой, а Джейми — работой; про Аликс никому ничего неизвестно. Но в каком-то смысле и сама Айла испытывает облегчение, когда нет всей этой тревоги, заботы. Любви. Благодарность дается куда легче, когда благодарить приходится тех, кому платят за заботу, у кого есть четкие обязанности, кто не просто стоит над ней, делая бодрое или скорбное лицо. Эти связи ко многому обязывают: жена, мать; и дочь тоже, когда приедет Мэдилейн. Лайл, Джейми и Аликс — они хотят быть сильными, поддержать ее, но могут не сознавать того, что просят так же много от нее, а это нелегко или даже невозможно.

Они могут ее любить, но в то же время как же она должна быть им неприятна. Она думает, что на их месте чувствовала бы то же самое: любовь и неприязнь одновременно. Сочетание неоднозначное, а может быть, и вовсе противоречивое.

Ей кажется, что она чувствует, как ее лицо искажается от горя. Так иногда бывает, когда рядом нет никого, от кого нужно было бы таиться.

Потом, когда это кончится, она будет расточительна в своей отваге, благожелательна в участии. Просто не сейчас. Сейчас семья — это просто еще одно мучение.

В этом отделении лежат с неврологией и травмами, и женщина в соседней палате, у нее новое бедро и новое колено, и у нее, наверное, нет любящей семьи, преданной или еще какой-нибудь, все время нажимает (везучая) звонок возле кровати, нажимает и нажимает, требуя внимания. Айла считает, что это небезопасно. Полагая, что она хочет всего лишь, чтобы ей взбили подушки или принесли свежий журнал, медсестры начинают жаловаться друг другу и отзываются не сразу, если вообще отзываются. В какой-то момент той женщине может в самом деле понадобиться помощь, и где будут все медсестры?

Возможно, около Айлы, которая, как бы сложен ни был ее случай, не доставляет им лишних хлопот. Хотя могла бы, если бы у нее была возможность.

Понятно, она не может позвать на помощь, позвонив. Но оборудование, к которому она подключена, невидимые мониторы, регуляторы, то, что отвечает за воздух, питание и бодрствование или сон, вся эта техника, которая жужжит, пыхтит и тикает, — все это передает информацию о состоянии ее организма на сестринский пост, так она понимает, прямо за дверью, это постоянный поток данных.

Иногда она слушает, как они разговаривают за дверью. Нарочно подслушивает. Сейчас она уже может понять, кто говорит и о чем рассказывает, знает всех в лицо и по голосу, если только не приходит кто-то из другого отделения, заменять того, у кого отгул или отпуск. Есть один врач, которого она ни разу не видела, разговаривает он резко и высокомерно, серьезный тип, обсуждает только лечение пациентов и не вступает в разговоры о личном: дети, помолвки, шутки, вечеринки, кто что кому вчера сказал. Айла рада, что она — не его пациентка. Она думает, что его манера влияет, пусть совсем немного и без всякого намерения с его стороны, на то, как к больным относится остальной персонал. Возможно, здесь ничего личного, но она по себе знает, что все становится личным, когда люди много времени проводят вместе. Ему стоит задуматься. Ей хочется ему сказать, что ему нужно сменить тон, перестать быть таким мрачным, обсудить с ними какое-то событие своей или их жизни.

Сегодня с утра Айла слышит снаружи голос Рейчел. Она работает сиделкой, или как это называется, худенькая крашеная блондинка, лет на десять моложе Айлы, Ольга говорит: «Резвушка». Резвушка и есть, несмотря на то, что у нее двое трудных детей-подростков и бывший муж, который «просто сгинул, испарился — фьють», несколько лет назад. Трудные дети — это Айле знакомо, и бывший муж, о судьбе которого ничего не известно, — тоже, но ей никогда не приходилось зарабатывать на жизнь таким трудом, как Рейчел: например, мыть губкой тело Айлы; умывать ее; оказывать другие услуги, о которых неудобно рассказывать. Сейчас Рейчел идет от двери к кровати Айлы, говоря:

— Доброе утро, я слышала, вы тут одна, будем прихорашиваться?

Забавная идея, но, с другой стороны, что остается? Даже самая умелая сиделка может помочь только с этим.

— Я слышала, доктор Грант собирается к вам заглянуть. Подумала, что вам стоит немножко освежиться до тех пор, если хотите, конечно. К тому же у вас все равно никого нет.