Тяжкие повреждения

Она слышит свой вздох; ну и денек, такая толчея вокруг нее сегодня! Потому что теперь, кстати, она слышит у двери и знакомый стук доктора Гранта, вот он прочищает свое молодое горло. Вот его серьезное лицо склоняется над ней, и вид у него такой, как будто у него что-то на уме. Что еще?

В каком-то странном смысле он у нее в гостях, и приходится прибегать к искусству принимать гостей, состоящему в том, чтобы всем было легко и удобно. Вообще-то, это искусство существует не для гостей, а для хозяек, желающих, чтобы все прошло гладко и все были максимально доброжелательны. Поэтому она говорит:

— Почему бы вам не взять стул и не устроиться поудобнее? Вы же устаете наверняка, целый день на ногах.

В данных обстоятельствах это — лучшее, что она может сделать, так ей кажется.

Он садится очень близко к кровати, скрещивает руки на никелированном поручне и кладет на них подбородок, как любопытный ребенок. Несколько секунд он усаживается и устраивается. Морщинки около его рта и в углах глаз едва видны, борозды на лбу совсем неглубокие. На его лице отражается отсутствие опыта, то, чего он не испытал, или то, что не отразилось на нем.

— Так, — начинает он. — Дело вот в чем. Вы, наверное, уже поняли, что этот осколок пули ведет себя не так, как мы надеялись. Мы ставили на то, что он выйдет сам, но теперь мы приняли решение (Кто это мы?), что ждать дольше неразумно. К тому же одна из подходящих операционных неожиданно освободилась. Что скажете насчет операции послезавтра? В четверг, прямо с утра.

Господи.

— Так быстро?

— Ну да. Тянуть нельзя, могут начаться другие проблемы. Я знаю, вы удивлены, но, честное слово, мы назначили операцию так скоро просто потому, что операционная свободна. Лично мне это кажется хорошим знаком. Так что постарайтесь не волноваться. Потому что, когда доходит до дела, организм каким-то образом собирается и бесстрашно бросается в бой.

Она обдумывает «бесстрашно» и «бросается в бой» и приходит к выводу, что он склонен к поэзии и оптимизму.

Она напоминает себе, что нужно дышать. Вдох сопровождается легким присвистом и пыхтящим звуком слева от нее, который становится громче.

— Конечно, то, что нам предстоит, вытащить эту маленькую дрянь, — работа довольно сложная. Вернее, тонкая. Но все-таки, знаете, в каком-то смысле вам повезло, что он попал именно туда, — да, да, она уже это слышала, слишком часто слышала. — К тому же иногда действует фактор рикошета, это усложняет дело.

Которое и так, как он уже сказал, «довольно сложное». И «тонкое».

— И что потом?

— Ну. — Он делает паузу. — Потом, я так понимаю, будет видно. Суть в том, что мы не знаем. Возможно, вытащим этот кусочек и, простите за выражение, попадем в десятку. Или, честно говоря, могут обнаружиться не связанные с ним повреждения. Сложно сказать. Мы не узнаем наверняка, пока не влезем туда. И не вылезем обратно, конечно.

Она, наверное, все это уже знала; просто не прилагала это к послезавтрашнему дню. Когда все изменится, еще раз, за несколько секунд. Так или иначе.

— Но лучшего места, чем это, для вас просто нет.

А вот и есть. Она могла бы сидеть на веранде с Лайлом, есть мороженое из холодильника. В холодильнике в подвале было мороженое, давнишнее, но все еще хорошее, а в шкафчике над микроволновкой были рожки. Не было необходимости уезжать из дома, ни за чем, даже за мороженым.

— Но я думаю, у вас есть вопросы, да?

Не задавай вопросов, на которые не хочешь ответа. Джеймс сказал верно. Сколько информации можно узнать, вынести?

— Перспективы?

Он снова слегка хмурится; легкие морщинки у него на лбу, как ей кажется, через несколько лет станут глубже.

— Сложно сказать, — конечно, сложно. — Я думаю, осколок мы извлечем без проблем, это не самая сложная операция из тех, что мы делали.

Но…

— Но что будет дальше, каковы перспективы, я, честное слово, не могу просчитать. Простите. Но вот что я думаю, и я знаю, что это не слишком научно звучит, но лучшее, что вы можете сделать, чтобы нам помочь, это сосредоточиться на сильных положительных мыслях, помнить о тех, кто вас любит, и кроме того, верить, что мы очень хорошо делаем свою работу? А мы ее хорошо делаем. Я правда верю, что вера в хороший исход имеет значение.

Значит ли это, что раньше, до сих пор, она, неосознанно и за редким исключением, ошибочно верила в дурной исход?

— И еще, доверьтесь нам, отдайте все в наши руки.

Они оба смотрят на его руки. Такие молодые и человеческие руки; а она бы предпочла, чтобы они были для начала постарше и, может быть, чтобы они были сверхъестественными, даже внеземными, по крайней мере блистательно, очевидно и нечеловечески талантливыми.