Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Обвинение об их участии в отравлении сына Тиберия появилось лишь спустя восемь лет после падения Сеяна, когда бывшая жена префекта изобличила Сеяна и Ливиллу. Об этом известно из сообщения Диона Кассия.^{508} Тацит приводит подробный рассказ, как Сеян и Ливилла с помощью личного врача Ливии Эвдема отравили Друза. Врач искусно подобрал яд, чтобы он действовал не сразу, но создал впечатление болезни. Непосредственно яд дал Друзу евнух Лигд.^{509} Подробности разоблачения виновных в убийстве, приведенные Тацитом, утрачены. Светоний так описывает обстоятельства, при которых Тиберий узнал о действительных причинах смерти сына: «Сначала он думал, что Друз погиб от болезни и невоздержанности; но когда он узнал, что его погубило отравой коварство жены его Ливии и Сеяна, то не было больше никому спасения от пыток и казней».^{510} Источник сведений об отравлении и отравителях Светоний не указал. Иосиф Флавий просто пишет о Друзе как об умершем, никаких причин этого не указывая. Сообщает он лишь о горе самого Тиберия, запретившего друзьям своего недавно скончавшегося сына показываться ему, чтобы вид их не взывал в нем горестных воспоминаний.^{511} Получается, что единственный источник, сообщающий обстоятельства разоблачения Сеяна и Ливиллы, это «Римская история» Диона Кассия. Но здесь обнаружилась следующая неточность: историк сообщает, что Апиката написала письмо Тиберию, увидев тела своих казненных детей. Но это сообщение противоречит известным документальным данным о самоубийстве Апикаты сразу после казни старшего сына и за два месяца до убийства младших детей по приговору сената.^{512}

Это уточнение, впрочем, не заставляет усомниться в наличии самого письма Апикаты Тиберию с обвинениями в адрес Сеяна и Ливии Ливиллы. Она могла его написать действительно сразу после гибели старшего сына. Дожидаться решения судьбы младших детей ей уже не имело смысла. Потому не стоит подвергать сомнению главное в сообщении Диона Кассия: именно Апиката, имевшая все основания ненавидеть Ливию Ливиллу и не простившая Сеяну измены, видя гибель старшего из детей и не имея надежды на лучшую судьбу младших, зная свою обреченность, решилась на письмо — возмездие перед тем, как покончить с собой. Эвдем и Лигд дали под пыткой признательные показания. Насколько они достоверны — определить, понятное дело, невозможно. Потому нельзя исключать, что Друз и на самом деле мог умереть от болезни, причиной которой стала его невоздержанность в употреблении вина. Такое случается и с нестарыми людьми.

Стоит, однако, напомнить, что Публий Корнелий Тацит пишет о своих источниках: «В рассказе о смерти Друза я привел только то, о чем упоминает большинство источников и притом наиболее заслуживающих доверия».^{513} Тут же он решительно опровергает слухи о причастности самого Тиберия к смерти сына.^{514}

В любом случае важно следующее: смерть Друза была не просто выгодна, но спасительна для Сеяна.

Для Тиберия же смерть единственного сына была сокрушительным ударом. Сама по себе эта утрата для человека невыносима, а здесь еще и потеря, рушащая все династические планы. Двое малолетних близнецов, коим еще и четырех лет не исполнилось, наследниками принцепса стать не могли по определению. Вновь на первый план выходила семья Германика. Тем более, что уже оба старших сына Агриппины стали совершеннолетними. Как раз в начале года Друз, сын Германика облекся в мужскую тогу, достигнув восемнадцати лет, за три года до этого то же совершил Нерон, старший из сыновей Германика и Агриппины. В честь совершеннолетия Друза Тиберий выступил с речью, в которой восхвалил своего сына за отеческую заботу о племянниках. Действительно, сын Тиберия, очень любивший Германика, был благожелателен и к его сыновьям. Редкий пример согласия «там, где обитает могущество».^{515}

Но, когда сына принцепса не стало, отношения в большом семействе Юлиев-Клавдиев немедленно изменились к худшему. И это не было делом только внутрисемейным. Речь ведь шла о будущем Рима. Кому суждено царить на Палатине после Тиберия, чей возраст уже весьма почтенен?