Tiffani Rayz Svyatoy Greshniki 5

- Кстати об этом, Элеонор.

- Что?

Он ничего не сказал, но ему и не нужно было. По его выражению лица она все

поняла.

- Хорошо. Я уйду из команды.

- Хотел бы я, чтобы был другой способ.

- Что есть, то есть. Сегодня же сообщу им. - Если они с Сореном собираются

стать любовниками, ей придется провести остаток жизни, изучая, как прятать синяки и

рубцы. Невозможно скрыть синяки в купальнике. Она знала, что придется

расплачиваться. И это невысокая цена.

- Jeg elsker dig, min lille en.

Сорен снова ее поцеловал.

- Скоро увидимся, - пообещал он. - Ты должна открыть остальные конверты и

узнать какие были варианты.

- Садист, - пробормотала она, улыбаясь ему в губы.

Сорен оставил ее одну на балконе с четырьмя оставшимися нераскрытыми

конвертами. Ей не стоило их открывать. Она знала, что не стоило. Они были

невыбранной дорогой, так зачем их рассматривать?

К черту, она хотела знать.

Она открыла конверт номер один и чуть не выругалась вслух, когда прочитала

написанное.

Сегодня.

Если бы она выбрала один вместо пяти, то потеряла бы девственность в свой

день рождения.

Черт бы побрал ее и ее жадность. Может, во втором конверте будет Пасха или

какой-то день после Великого Четверга.

- Какого...

Во втором конверте тоже было «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеСегодня».

Конверт номер три? «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеСегодня».

И конверт номер четыре? Элеонор разорвала его.

- Треклятый священник.

Глава 31

Элеонор

Вечером Великого четверга Элеонор остановилась перед своим старым домом в

Уэйкфилде, но внутрь не зашла. После поступления Элеонор в колледж, ее мать

переехала в квартиру в Вестпорте, поближе к работе, и выставила дом в Уэйкфилде на

продажу. Теперь он стоял пустой, заброшенный и одинокий. Мать выбрала Уэйкфилд

из-за близости к хорошим католическим школам. Элеонор гадала, сожалела ли мама о

всех пережитых проблемах. Мама считала, что Элеонор превратилась в безбожную

язычницу в своем либеральном гуманитарном колледже, в девушку того типа, которые

трахаются с кем попало, пьют и никогда не ходят в церковь. Она не была святой, но ей

202

Святой. Тиффани Райз

удалось сохранить девственность к двадцати годам. И Богу известно, что она всем

сердцем любит католическую церковь, по крайней мере, одну ее часть.

Хотя тогда она ее ненавидела, сейчас же была благодарна матери, что заставляла

ее ходить в церковь. Иначе она бы не встретила Сорена, и через Сорена она бы не

нашла свой путь к Господу.

Она думала, кто может купить этот дом. Кем бы он ни был, она надеялась, что

Бог будет заботиться о нем так же хорошо, как он заботился о ней. Четыре года назад

она сидела в полицейском участке, считая, что ее жизнь закончится в пятнадцать. А

теперь все, что она видела, это бесконечное количество прекрасных возможностей.

Когда она была подростком, то тысячу раз ходила от дома в «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеПресвятое сердце».

Она могла бы поехать в церковь или попросить Кингсли подвезти ее. Но сегодня

девушка хотела пройтись, как делала это прежде несчетное количество раз. Она могла

бы дойти пешком из Нью-Йорка, если бы пришлось. Пошла бы босиком по разбитому

стеклу.

В доме священника она остановилась у двери и разулась. Ей никто не

приказывал, и она не знала, почему сделала это.

Босая, тихой поступью она проскользнула в дверь и, как только оказалась внутри,

услышала музыку. Фортепиано. Она никогда прежде не слышала это произведение, но

мелодия говорила с ней, шептала ей, манила ее. Она обнаружила Сорена за роялем, его

пальцы скользили по клавишам, вальсируя в свете единственной зажженной свечи.

Элеонор села рядом с ним на скамью, спиной к клавишам, и положила голову ему на

плечо. Он доиграл до конца фрагмент, затем оторвал пальцы от клавиш и позволил

нотам повиснуть в воздухе. Он закрыл крышку и посмотрел на девушку.

- Еще Бетховен? - спросила она.

- «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеЛунная соната». Не могу пожаловаться Бетховену, что он не написал партию

для рояля к своей «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеДевятой симфонии». Он подарил нам, пианистам, «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеЛунную

сонату» в качестве утешительного приза.

- Она красивая.

- Как и ты.

Элеонор сделала глубокий вдох.

- Могу я задать вопрос?

- Конечно, Малышка.

- Вы так же нервничаете, как и я?

Он шумно выдохнул.

- Я не делал этого с восемнадцати лет.

- Значит, вы нервничаете?

- Нисколько.

- Я тоже, - на полном серьезе ответила она.

Сорен склонил голову, и ее губы дрожали напротив его. Она не солгала. Она ни

на мгновение не ощутила нервозность. Только спокойствие и желание, словно этот

момент ждал ее за дверью всю жизнь, и, наконец, она впустила его.

Элеонор завела руку за голову и вытащила карандаш, который использовала,

чтобы заколоть волосы в небрежный пучок. Сорен улыбнулся, увидев карандаш в ее

ладони.

- Ты так уверена, что сдашь этот экзамен сегодня? - поинтересовался он. Она