приходит в церковь? Почти в два раза больше, чем при Отце Греге. И мы с тобой оба
знаем, что это не из-за его красоты. Хотя он и, правда, красивый. Боже, храни его
красоту. То есть... ты храни.
Она посмотрела на потолок.
- Прости, - проговорила она губами. - В любом случае, спасибо за сегодня.
Она сделала глубокий вдох.
- Итак, он говорит, ты хочешь, чтобы он был священником. По его словам, он не
понимал себя, пока не стал священником. Я не могу просить его бросить это. Не ради
меня или кого-то еще. Я не могу. И не стану. - Ей сразу стало гораздо лучше, как
только она приняла это решение. Она любила его, а он был священником. Она не
станет его просить измениться ради нее. Что если это священник в нем заботился о
ней? Если он бросит священничество из-за нее, может, он больше не станет заботиться
о ней?
- И насчет священничества... здесь будь со мной честным. Целибат? Мы оба
знаем, что это выдуманная хрень, верно? Мы католики хотим быть особенными, хотим
быть другими. Не дай Боже, чтобы мы были похожи на протестантов с их женатыми
пастырями. Вся церковь постоянно поет о том, как важна католическая семья,
католический брак, католические дети, а потом мы запрещаем нашим священникам
жениться и заводить католические семьи? Мы все исправим. В Библии об этом ничего
нет, правильно? Я читала. Ты видел меня. - Она взяла Библию в красной кожаной
обложке. За прошедший год она погружалась в Библию, читая ее каждый вечер. Она
прошла через непонятные ей дебри, но более-менее разобралась в большом куске
Ветхого Завета и изучила Евангелие.
- Иисус ничего не говорил о том, как люди должны жениться, или почему лучше
должны блюсти целибат. Да, там много всего о блуде, но так же много всего о запрете
поедания моллюсков или приобретении поливолоконных тканей. Серьезно? Что у тебя
за проблемы со спандексом?
Она подняла руки вверх, сдаваясь.
- Знаю, знаю. Это не ты. Это багаж прошлого, и мы положили на него Твое имя и
Тебя же обвиняем. Наш промах. Сорен сказал рассматривать Библию не как учебник
112
по истории или науке, а как причастие. Причастие - это духовная, а не физическая
пища. Значит, Библия кормит наши души. Это не инструкция.
Элеонор поняла, что ушла от темы. Она никогда не разговаривала со стулом и не
любила выступать перед аудиторией. Ей следует делать это почаще. Может, в
следующий раз она посадит реального человека на стул. Она могла бы заткнуть ему
рот и получить такое же пристальное внимание.
- Бог, вернемся к сути. У меня она есть. Я люблю Сорена. Я люблю его, и я
влюблена в него. Я все в нем люблю, даже то, что не знаю о нем. Он доказал мне, что
он хороший человек, несмотря на то, что боится рассказать мне. Мне плевать, что он
волк. Он говорит, я не овца, что можно воспринимать и как комплимент, и как угрозу.
Вероятно, оба варианта.
Как только она сказала «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеоба», она знала правильный вариант.
- В Послании к Евреям... наверное. Думаю, в послании к Евреям говорится: «O Holy Night» на фортепиано, красные и зеленыеВера
же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». Что-то такое.
Значит, я могу сказать, что у меня есть вера в Сорена. А у него вера в Тебя. Это все,
что я могу сейчас дать Тебе, и надеюсь этого достаточно. Знаю, у него есть секреты,
вещи о которых он пока не готов говорить или не хочет. Все хорошо. Я все еще верю в
него. Он верил в меня, и, по крайней мере, я могу вернуть ему долг, верно?
Элеонор сделала еще один глубокий вдох, когда подошла к заключению своей
бессвязной, непоследовательной речи.
- И так, вот предложение. Я обещаю, если Ты позволишь мне быть с ним, даже в
малой степени, если Ты позволишь нам быть вместе так, как мы того хотим... - Она
решила не вдаваться в мучительные подробности того, как хотела быть с ним.
Безусловно, Бог, если Он существовал, был прекрасно осведомлен о ее сексуальных
фантазиях с участием Сорена, которыми она развлекала себя по ночам. - Если Ты
сделаешь это, позволишь быть вместе, тогда я обещаю Тебе, что никогда не позволю
ему бросить священство ради меня. Мне не нужно выходить замуж. Мне не нужны
дети. Мне даже он не нужен. Но пожалуйста, Боже, позволь нам быть вместе.
Болезненные слова были сказаны. И потому, что их было больно произносить,
она знала, что говорила серьезно.
В своей голове она была в свадебном платье - белом и шелковом - и держала на
ладони пару детских пинеток. Она поцеловала крошечные носочки и осторожно
положила их внутрь деревянного сундука. Затем она сняла свадебное платье и
осторожно сложила его поверх пинеток. Она закрыла сундук и заперла на ключ. Со
всей силой она выбросила ключ в небо, запуская на тысячу миль вверх, чтобы он
приземлился в середине океана и утонул в черных водах ночи. И, если случайно кто-то
найдет ключ и вернет ей, она облила сундук бензином, достала спички, подожгла его и
наблюдала, как он сгорает.