Тигана

Она встала, и через несколько мгновений вошел Шелто с кружкой кава. На нем была жесткая кожаная куртка гонца, легкая, ненадежная броня против стрел. Он добровольно вызвался стать одним из десятка таких людей, бегающих с приказами и сообщениями с холма и обратно. Но сначала он пришел к ней, как приходил каждое утро в сейшане в течение двенадцати лет. Дианора боялась думать об этом, чтобы не расплакаться: это было бы дурным предзнаменованием в такой день. Ей удалось улыбнуться и сказать, чтобы он возвращался к королю, который в это утро нуждается в нем больше.

После его ухода она медленно выпила кав, прислушиваясь к нарастающему шуму снаружи. Потом умылась, оделась и вышла из шатра навстречу восходящему солнцу.

Двое королевских гвардейцев ждали ее. Они шли туда, куда шла она, скромно держась на шаг-другой позади, но не больше. Дианора знала, что сегодня ее будут охранять. Она поискала взглядом Брандина, но первым увидела Руна. Они оба находились перед плоской вершиной холма, оба были без головных уборов, без кольчуг, но с одинаковыми мечами у пояса. Брандин сегодня предпочел одеться в простую коричневую одежду солдата.

Но она не обманулась этим. И никто другой не обманулся и не мог обмануться.

Вскоре они увидели, как он подошел к краю холма и поднял над головой руку, на виду у солдат обеих армий. Без звука, без какого-либо предупреждения слепящая, кроваво-красная вспышка света сорвалась с его вытянутой руки, подобно языку пламени, и вонзилась в синеву неба. Снизу раздался рев, и, выкрикивая имя Брандина, его малочисленная армия двинулась вперед, через долину, навстречу солдатам Альберико, чтобы начать битву, которая назревала почти двадцать лет.

– Еще рано, – твердо произнес Алессан по крайней мере в пятый раз. – Мы ждали годы, и теперь не следует чересчур торопиться.

У Дэвина возникло чувство, что принц предостерегает самого себя больше, чем остальных. Правда заключалась в том, что, пока Алессан не отдал приказ, они не могли действовать – только наблюдать, как люди из Барбадиора, Играта и провинций Ладони убивают друг друга под жгучим солнцем Сенцио.

Судя по солнцу, был полдень или немного позже. Стояла нестерпимая жара. Дэвин попытался представить себе, как должны чувствовать себя люди внизу, рубя и избивая друг друга, скользя на крови, топча упавших в кипящем котле битвы. Они находились слишком высоко и далеко, чтобы кого-нибудь узнать, но не достаточно далеко, чтобы не видеть, как умирают люди, и не слышать их воплей.

Этот наблюдательный пункт был выбран Алессаном неделю назад; он уверенно предсказал, где разместятся колдуны. И оба они стояли именно там, где он предполагал. С этого наклонного гребня, менее чем в полумиле от более высокого и широкого холма, где находился Брандин, Дэвин смотрел вниз на долину и видел, как солдаты двух армий сошлись в беспощадной схватке и отправляли души противников к Мориан.

– Игратянин хорошо выбрал поле боя, – сказал Сандре почти с восхищением, когда ранним утром начали раздаваться ржание коней и крики людей. – Долина достаточно большая, чтобы оставить ему простор для маневра, но не настолько широкая, чтобы позволить барбадиорам зайти с флангов, не встретившись с серьезными трудностями на холмах. Им пришлось бы выбираться из долины, а потом идти по открытым склонам и снова спускаться вниз.

– И если посмотрите, то увидите, – прибавил Дукас ди Тригия, – что Брандин разместил большую часть лучников на своем правом фланге, к югу, на тот случай, если они все же попытаются это сделать. Стрелки могут снимать барбадиоров, как оленей, среди оливковых деревьев на склонах, если те попробуют пойти в обход.

Одна группа барбадиоров действительно предприняла такую попытку час назад. Их перебили и прогнали прочь стрелы лучников с Западной Ладони. Дэвин почувствовал прилив возбуждения, но он быстро сменился смущением и беспокойством. Барбадиоры олицетворяли тиранию, бесспорно, и все, что она означала, но как он мог радоваться любому триумфу Брандина Игратского?

Но должен ли он был в таком случае желать смерти жителям Ладони от рук наемников Альберико? Он не знал, что должен чувствовать или думать. Ему казалось, что его душа обнажена и беззащитна, обречена на сожжение под небом Сенцио.

Катриана стояла прямо перед ним, рядом с принцем. Дэвин не видел их врозь с тех пор, как Эрлейн принес ее на руках из сада. Следующим утром он пережил трудный час, полный непонимания, стараясь привыкнуть к тому сиянию, которое явственно окружало их обоих. Алессан выглядел так, как во время исполнения музыки, словно нашел центр мира. Когда Дэвин бросил взгляд на Алаис, то увидел, что она наблюдает за ним со странной, потаенной улыбкой на лице; это еще больше сбило его с толку. У него появилось ощущение, что он даже за самим собой не поспевает, не то что за переменами в окружающем мире. И еще он знал, что у него не будет времени разбираться в подобных вещах из-за того, что начнется сейчас в Сенцио.