Тигана

В следующие два дня явились армии с юга и с севера, принеся с собой глубинное ощущение надвигающегося рока, словно боги подвесили перед ними в летнем воздухе чаши весов.

С высоты своего кряжа Дэвин оглянулся и увидел Алаис, подающую воду Ринальдо, который сидел в редкой тени изогнутой оливы, прилепившейся к склону их холма. Целитель настоял на том, чтобы отправиться с ними, и не захотел прятаться у Солинги в городе. «Если вы рискуете жизнями, значит, мое место тоже там», – вот и все, что он сказал, и вместе со всеми еще до рассвета поднялся сюда, опираясь на свою трость с головой орла.

Дэвин взглянул мимо них, туда, где стояли Ровиго и Баэрд. Он понимал, что ему, вероятно, следует быть рядом с ними двумя. Его обязанности здесь были такими же, как у них: охранять этот холм, если один из колдунов или они оба пошлют сюда солдат. В их распоряжении было шестьдесят человек: банда Дукаса, отважная горстка матросов Ровиго и те тщательно отобранные люди, которые поодиночке добрались на север, в Сенцио, в ответ на весточки, разосланные по провинциям. Шестьдесят человек. Этого должно было хватить.

– Сандре! Дукас! – резко произнес Алессан, выведя Дэвина из задумчивости. – Теперь смотрите в оба и скажите мне.

– Я как раз собирался, – отозвался Сандре, в его голосе зазвучало возбуждение. – Как мы и предполагали, своим присутствием на холме Брандин свел на нет численный перевес. Его мощь гораздо сильнее магии Альберико. Даже сильнее, чем я предполагал. Если ты спрашиваешь мое мнение о том, что происходит сейчас, то я бы сказал, что игратянин вот-вот прорвется в центре меньше чем через час.

– Даже раньше, – прибавил своим низким голосом Дукас. – Когда такие вещи начинаются, они происходят очень быстро.

Дэвин прошел вперед, чтобы лучше видеть. Бурлящий центр долины был так же забит людьми и лошадьми, как и раньше, многие из них были мертвы и повержены. Но если он использовал знамена как ориентир, то даже его неопытному взгляду представлялось, что люди Брандина теперь продвигаются вперед, хотя барбадиоров по-прежнему было гораздо больше.

– Как? – пробормотал он, почти про себя.

– Он лишает их сил своими чарами, – произнес голос Эрлейна справа от него. Дэвин оглянулся. – Таким же образом они победили нас много лет назад. Я чувствую, как Альберико пытается защитить солдат, но думаю, Сандре прав: барбадиор слабеет на глазах.

Баэрд и Ровиго быстро подошли к ним, покинув то место, откуда только что смотрели вниз.

– Алессан? – произнес Баэрд. Только имя, больше ничего.

Принц обернулся и посмотрел на него.

– Я знаю, – сказал он. – Мы только что подумали о том же. Кажется, пора. Кажется, час настал. – Он еще мгновение удерживал взгляд Баэрда; оба они молчали. Затем Алессан отвернулся от друга всей своей жизни и посмотрел на троих чародеев.

– Эрлейн, – тихо сказал он. – Ты знаешь, что нужно делать.

– Знаю, – ответил тот. Он колебался. – Молитесь Триаде, чтобы она благословила нас троих. Всех нас.

– Что бы вы ни собирались делать, вам лучше поспешить, – напрямик заявил Дукас. – Центр барбадиоров начинает уступать.

– Мы в ваших руках, – сказал Алессан Эрлейну. Казалось, он хотел прибавить что-то еще, но промолчал. Эрлейн повернулся к Сандре и Сертино, и они подошли к нему поближе. Все остальные немного отступили назад, чтобы оставить их одних.

– Связь! – произнес Эрлейн ди Сенцио.

Альберико Барбадиорский провел утро на равнине, в тылу своей армии, но очень близко к солдатам, потому что расстояние имело большое значение в магии. Он спрашивал себя, не покинули ли его боги Империи. Даже чернорогий бог колдунов и Ночная Королева-Всадница. Его мысли, когда он мог их членораздельно сформулировать под непрерывным напором игратянина, молотом обрушивающимся на его мозг, были черными от предчувствия поражения. Ему казалось, что его сердце наполняется пеплом, который поднимается к горлу и душит его.

Когда-то все казалось таким простым. Необходимо было лишь планирование, терпение и дисциплина, а если он и обладал какими-то качествами и достоинствами, то именно этими. Двадцать лет он использовал здесь эти качества, поставив их на службу своему честолюбию.

Но сейчас, когда безжалостное бронзовое солнце достигло зенита, перевалило за него и начало спускаться к морю, Альберико окончательно понял, что был прав в начале и ошибся в конце. Завоевание всей Ладони никогда не имело значения, но потеря ее означала потерю всего. В том числе и собственной жизни. Потому что некуда было бежать, негде спрятаться.

Игратянин обладал жестокой, поразительной мощью. Альберико это знал, он всегда это знал. Он боялся этого человека не так, как боится трус, но как тот, кто трезво оценил возможности противника и точно их себе представляет.