Тигр и Дракон (СИ)

Нехорошим предчувствием отдались эти слова, будто вспомнили яйца хватку золотых когтей. Может ли так быть, что во главе этого стылого гадюшника нормальный мужик? Или это он Шэрхану в долг щедростей отваливает, а счет потом выставит такой, что только задницей и расплатиться?

В горле заскреблось, и Шэрхан прокашлялся.

— Когда он… снова меня позовёт?

— Это сложно сказать, — тихо отозвался Йиньйинь. — С девушками все строго, астролог по лунному календарю высчитывает у каждой наиболее благоприятное время месяца. А с конкубином таких условностей нет. Тян Сая раз в две недели точно вызывает. Хун Вэя где-то раз в месяц.

— А тебя?

Йиньйинь пальцы со спины убрал, баночку закрыл.

— Держи, — сказал. — Постарайся хоть завтра под плеть не попасть. А то за неделю всю банку истратим.

— Да у меня еще есть, — сказал Шэрхан со вздохом.

Перед сном вспомнил, что еще спросить хотел:

— Как она меня умертвить-то планировала?

Йиньйинь поежился:

— В клетку с тиграми голодными посадить.

Ну надо же. Не самая плохая смерть.

Вызвал его император ровно через неделю. И сколько ни бесновался Вэй, сколько палкой своей ни угрожал, а умудрился-таки Шэрхан с собой в императорскую опочивальню шахматы протащить.

6

— В этот раз за что? — поинтересовался император, на спину Шэрханову свежеисполосованную кивая.

Все повторилось в точности, как и в первый раз. И купальни, и бритье, и задница его голая, в покои роскошные отконвоированная, и императорский диктант, красной кисточкой задокументированный. И никакого намёка на домогательства.

Нет, два все-таки было отличия. Во-первых, рядом с Шэрханом теперь стоял не один, а целых четыре заботливых горшка с углями. А во-вторых, когда набеленная кукла, забрав бумажки, из комнаты сплыла, император не сразу выгнал, а остался сидеть, наблюдая, как Шэрхан, окончательно заскучавши, сам с собой шахматную партию разыгрывал. Долго смотрел, пока вопрос про спину не задал.

Шэрхан плечами пожал:

— Недостаточно низко какому-то хмырю поклонился.

От доски взгляд оторвал, с чёрными глазами встретился. Ох, ну и холодные. Желудок скукоживается. Тут не только четыре, и четыреста горшков с углями не помогут.

— Белые проигрывают, — сказал император, чуть прищурившись.

Ишь ты, быстро просек.

— Да знаю я, — вздохнул Шэрхан, обратно к доске обращаясь. — Защита у чёрных хорошая получилась. — Махнул рукой, бросая партию и расставляя фигуры на исходные места. — Ну, будешь играть?

Император сверкнул глазами. Разгладил курту на коленях. Помолчал.

— Учи.

Как мог Шэрхан научил. Фигуры описал, правила обозначил. Сыграли три партии «в открытую». Быстро император схватывал, на Шэрхановы советы кивал, лоб морщил, пальцы тер. Ошибок новичков не делал — про связки не забывал, одним лишь ферзем не ходил, бесцельных ходов не совершал. И на размены не вёлся. Один раз даже чуть не победил. Это было не то, что Йиньйиня беззащитного бить. Этот, вон, стратег.

На четвёртый раз император объявил, что готов сыграть по-настоящему.

— Только давай не впустую, — заявил Шэрхан.

Смоляные императорские брови сошлись на переносице.

— На деньги не играю.

— Да на кой мне твои деньги? Давай на желание.

Коршуном император глянул, досада в глазах блеснула. Чего напрягся-то? Что, не понимает Шэрхан, что ли, о чем просить можно, а о чем нет?

— Плохого не попрошу, — успокоил. — Просто разреши мне к повару гостинцы джагорратские отнести. Специи да крупу. Не лезет уже рис ваш безвкусный, а корову я не ем.

— Почему не ешь?

Шэрхан вздохнул. Сколько раз он уже пытался это здешним тупарям втолковать?

— Священная она для меня. Только за хвост коровы держась смогу после смерти через реку великую к предкам перебраться. Как я ей в глаза буду смотреть, если я ее сёстрами желудок набивал?

Помолчал император, потом головой покачал:

— Отрёкся ты от своей варварской веры, ступив на мою землю. Нет для тебя больше священной коровы и после смерти заберёт тебя в свой подземный мир чёрный дракон.

— Да хоть белый в крапинку, дела это не меняет. Не могу мясо есть. Тело не приучено. Уж пытался мне Вэй досадить, дал суп и не сказал, что на мясном бульоне приготовлен, так я от одного запаха под лавку блевать уполз. Не могу.

Сидел император, слова его обдумывая, долго. Буравил шахматную доску глазами, будто шансы свои просчитывая.

— Хорошо, — сказал наконец. — Тогда и у меня желание есть.

Под ложечкой засосало. Шэрхан сжал зубы.

— Давай, чего уж, — сам напросился, теперь терпи.

— Я тоже плохого не попрошу, — сказал император, и уголки его губ чуть-чуть, самую малость, вверх дрогнули. — Перестанешь волосы брить. Мало радости на череп твой резаный глядеть.

— По рукам, — усмехнулся Шэрхан.

Как только белые и чёрные заняли свои места, в дверь постучали. Громко, настойчиво.

— Время истекло! — завизжал Вэй истошно.

Император сел прямее. Посмотрел будто с сожалением.

— Тебе пора.