Падающий снег мягко щипал щеки. Несмелый ветерок гладил волосы. Мир, казалось, заснул.
В зловещей тишине, нарушаемой лишь попеременным рыком то с одной, то с другой стороны палки, громом бухнул главный гонг, объявляя время вечерней молитвы.
Бамбук прищурил глаза, незаметным движением продел ногу под Шэрханово колено и дернул. Полетел Шэрхан вверх тормашками на снег, в последний момент увернув голову от палки, что рядом с ухом в землю воткнулась. Еще немного и насквозь бы череп пробила.
Поговорили, называется, как генерал с генералом.
Плюнул Бамбук в лицо, что-то смертельно обидное прошипел и стражников кликнул. Они Шэрхана на общую площадь и отконвоировали.
А вечером, вернувшись в комнату, Шэрхан обнаружил на кровати записку. Ясно, кто её подкинул — кто еще мог незамеченным в окно пролезть?
— «Ты всего лишь временное развлечение. Скоро надоешь, и я с удовольствием сломаю тебя, игрушечный тигр», — перевёл Йиньйинь. Посмотрел с испугом: — Кто это тебя так?
Не сбежала, значит, Юла. Смотрела за их стычкой. И посчитала, что стоит Шэрхану знать, что именно Бамбук ему напоследок прошипел.
— Кун Зи.
— Главнокомандующий? Да как же… да где же ты его встретил?
— Лучше тебе не знать, — убедительно сказал Шэрхан. На взгляд Йиньйиня, полный укора, сказал: — Научи-ка меня цзыси.
— Чтобы законы было легче нарушать?
— Чтобы понимать за что бьют. Да и еще есть причина… — Шэрхан помялся. Вспомнил давешнюю ночь у императора. Говорить или не говорить? — Слушай, принято ли это, что во время свидания с императором тётка посторонняя в комнате толчётся?
— Тунгуань? Конечно. Она следит за произошедшим и записывает дату и детали соития в специальных книгах. С женщинами это важно для подтверждения отцовства, а с мужчинами… для порядка, наверное.
Шэрхан поерзал. Как бы так подипломатичнее спросить?
— А при тебе император… с ней разговаривает?
Покраснел Йиньйинь густо, как соус томатный. Глаза отвел. Вздохнул тяжко, будто пёс, которого хозяин из дома прогнал.
— Да ведь я… я никогда у него и не был.
— За четыре года? — удивился Шэрхан. — Почему?
Йиньйинь пожал плечами:
— Наверное, не понравился.
Посмотрел Шэрхан с недоверием. Как же этот может не понравиться? И стройный, и красивый. Шея тонкая, губы будто лепестки персика у него же на картинах, глаза как рыбки волшебные. Порой и с девицей можно спутать. Или в этом и причина? Вон, Клякса да Линялый погрубее будут. Плечи шире и морда лошадинестее. Их ведь зовет.
Неужто поэтому Шэрхана взял? Надоело с девицами кувыркаться, решил попробовать новенькое? Но ведь и этого не требует. Общается, будто… будто по дружбе стосковался. Этого хочет?
Шэрхан хлопнул Йиньйиня по плечу.
— Откровенность за откровенность. Меня ведь император тоже не ради секса вызывает. В шахматы с ним играем.
Йиньйиневы глаза раскрылись как две огромные устрицы.
— И ни разу…?
— Ни разу. А тётка с кисточкой есть. И перед игрой император ей долго что-то надиктовывает. Вот и хочу понять, чего там на бумаге происходит.
Йиньйинь помолчал, слова его обдумывая.
— Сложный у нас язык.
Шэрхан дернул плечами:
— Я быстро схватываю. На шести говорю.
— На скольких?
— Сам считай: мхини — это первый, на нем при дворе говорим; на хапхи с солдатами да простым людом общаюсь — это второй; с родственниками матери — они из другого племени — на третьем; с нянькой, что нас воспитывала, на четвертом; асурский — пятый, чтобы врага понимать; священные книги на шестом написаны. И это свободно. А так чтобы подраться и полюбиться, еще на семи изъясняюсь. Королевство небольшое, да соседей много, каждое племя на своем говорит. В армии у меня кто только не служит, пришлось учить. И ваш выучу. Для языка ведь что требуется? Собеседник и нужда. Собеседников у меня целый дворец, а нужда, как видишь, тоже появилась.
— Ладно, — согласился Йиньйинь. — Начнём тогда с вариантов приветствия. У нас их двадцать семь.
— Сколько-сколько?
— Сам считай: того, кто старше тебя по возрасту, одними словами приветствуешь; кто старше по званию — другими; кто старше и по возрасту, и по званию — третьими. С императором вообще отдельная история…
Набрал Шэрхан воздуха полную грудь и щеки надул. Вляпался он, ох вляпался…
8
— Чего кислый такой? — поинтересовался Шэрхан, пешку двигая.
Император уже третью партию подряд проигрывал. Был рассеян, вздыхал и морщился.
— Императрица кровь портит.
Шэрхан усмехнулся:
— И зачем тебе столько баб, если с одной справиться не можешь?
Съев Шэрханову пешку, император посмотрел предупреждающе:
— Не испытывай меня, Тигр.
— Прости, забылся, — сказал Шэрхан, улыбку пряча. — Просто никак в толк не возьму, как ты с ними уживаешься. Мой отец проклинал день, в который на матери женился. Говорил, лучше бы асура в мужья взял, чем эту демоницу. После каждой ссоры на саблю свою грозился упасть. И это от одной-то.
— Почему одной?
— У нас так. Одну выбираешь. На всю жизнь.
Император поднял глаза от доски:
— Но как же… а если ребёнок не получается?