Демоны. Так близко рис бириани был, уже в носу волоски трепетали от запаха кориандра, кардамона и мяты, уже в глазах плыл счастливый солнечный цвет куркумы с прожилками шафрана, а язык щипало от живости имбиря и гвоздики. Да обкусают муравьи уши человеку, вставшему между Шэрханом и едой его мечты.
— Посреди ночи?
Император пригладил курту:
— Не может конкубин оставаться у меня в покоях до утра. Слишком долгая встреча — повод для подозрений. После соития конкубины удаляются к себе. Так положено.
Шэрхан тихо рыкнул:
—
— Поверь, — сказал император, — сотня взревновавших конкубинок — это даже Тигру не по зубам.
Снова раздался стук. И вопль. Император глянул на дверь, потом снова к Шэрхану повернулся. Руку на плечо голое положил. Всей кожей Шэрхан это прикосновение прочувствовал — холодное, сухое. Словно палкой нефритовой ткнул. Но по-дружески, не зло.
— Подожди неделю, — сказал император. — Потерпи. Я же терплю.
Сказал и смутился. Руку убрал. Будто не то сказать хотел. Или не так. В глаза не глядя, встал.
На его приказ в комнату вошёл Вэй. В поклоне согнулся, Шэрхана к выходу подтолкнул.
В дверях император окликнул:
— Через неделю.
Вэй так рот и открыл. Посмотрел на Шэрхана почти с уважением. Нечасто, видать, император такими обещаниями разбрасывался.
Непонятно только было, гордиться Шэрхану, что его такой хорошей подстилкой считают, или обижаться.
Через неделю он с гордостью нес мешки и коробки на имперскую кухню. Правда, сыграли в ту ночь две партии, и голову тоже пришлось перестать брить.
А вернувшись посреди ночи в комнату, он долго не мог заснуть. Потому что, к своему удивлению, одно слово из императорского диктанта таки узнал. В каждом предложении слово император поминал, и так, и эдак склоняя. И было это слово, которое Шэрхана сильно беспокоило.
Спросить у Йиньйиня? Или забыть?
Шэрхан зевнул и заснул. Снились секс и шахматы.
7
— Ты шутишь, — вскрикнул Йиньйинь испуганно.
— Обещал же я идеальное место для тренировок подобрать.
— Да это ведь морг, Шэрхан. Морг!
— Что может быть укромнее? Двор широкий и стенами обнесен. Никто сюда праздно не забредет. Смотрительница — добродушная старуня. А если вдруг стражники тело понесут, мы вон за те дальние кусты спрячемся.
Йиньйинь все сомневался. Лед, камни покрывающий, носком сапога ковырял. Мокрые шмотки снега, что будто какахи вороньи с неба плюхались, с плеч смахивал. На лестницу, в каменное подземелье ведущую, опасливо оглядывался.
— Но ведь там, за той дверью, целая комната трупов.
— А что трупы? Соседи некапризные. Доносить тоже не будут. Говорю же, идеальное место. Никто нас тут не найдет…
Шэрхан ещё рот не закрыл, как свистнула стрела, ухо оцарапав, и воткнулась в дверь морга. Видать, не одному ему укрытие из дальних кустарников удачным показалось.
Бросил Йиньйиню: «Тут постой», а сам к кустам по дуге красться стал. Зашёл сзади, ветки колючие осторожно раздвинул и ровнехонько за шиворот добычу сцапал. Бой дала смертный, кусаясь и царапаясь, и в колено неплохо пнула, да размером Шэрхану была не ровня. Тряханул он за плащ теплый, и ещё бы тряс, если бы подоспевший Йиньйинь не затараторил под локоть:
— Отпусти, отпусти немедленно!
Шэрхан разжал руки, и добыча плюхнулась на снег. Подскочила, лук со стрелой с земли подобрала и на Шэрхана наставила. Оскалилась.
— Кланяйся, — потребовал Йиньйинь, сам на колени в снег бухаясь. Правда, не девять раз лбом стукнулся, а всего три.
Шэрхан руки на груди сложил:
— Скажи пацаненку, чтобы локоть повыше держал.
Йиньйинь из коленопреклонения на него воззрился:
— Кланяйся, говорю, принцесса это, Ю Луа.
Принцесса, значит? Ю Луа? Вспомнилось, как из рук выворачивалась и в колено пинала: и вправду Юла. Лук вон до сих пор не выпускает.
— Переведи, — сказал Шэрхан с нажимом.
Йиньйинь залопотал на своём, кивая да кланяясь. В Шэрхана тыкал и извиняюще руками разводил. Принцесса глядела с подозрением, краснела, глаза щурила. А потом локоть чуть подняла.
— Теперь хорошо, — одобрительно кивая, сказал Шэрхан.
Девчонка опустила лук и обратилась к Йиньйиню. Долго с ним разговаривала, так что Шэрхан рассмотреть смог. То, что за парня принял, не удивительно: волосы по-мужски в пучок собраны, скулы высокие папашкины, одежда без узоров. На лбу ссадины, на подбородке синяк. На вид лет десять, пожалуй.
Скоро Йиньйинь к нему повернулся:
— Не собиралась принцесса в тебя стрелять, на льду поскользнулась. Хочет, чтобы ты поклялся, что об увиденном никому не скажешь.
— О чем конкретно?
Йиньйинь помялся:
— Не положено ей с оружием практиковаться.
— Потому что девица или потому что принцесса?
— И то, и другое.
Юла глядела серьёзно и с вызовом. Шэрхан кивнул.
— Скажи ей, что с тем-чего-я-не-видел я помочь ей могу.
— Да ты что…
— Скажи.