Тигр и Дракон (СИ)

Посмотрел Шэрхан купцу в глаза верные и кивнул. Выудил из мешочка цепь золотую, перстень нанизал и на шею повесил. Ждут, значит. Ох и хитра Сколопендра. Неужто законного наследника с трона спихнет? Что надумала? Выселить или вовсе прикокошить? А Шэрхана как планирует выкрасть? Ну и ведьма. С такой не страшно и к асурам в пещеры. У них — по шесть рук, а у неё, похоже, ни одной совести.

Да, дела. Заел Шэрхан новости нааном с сыром, запил стаканом кислой пахты.

— Спасибо тебе, купец, за еду и за вести. В долгу я теперь перед тобой. Не знаю, смогу ли когда отплатить…

Завозился купец, засопел. Тюрбан смущённо поправил. Э, да похоже, уже сейчас платить-то придется.

— Ну чего там? Говори, — подбодрил Шэрхан.

— Да пустяк, пресветлый. Ерундовинка.

Самые тяжкие просьбы так начинаются, Шэрхан напрягся.

— Ну?

— Да дочка, пресветлый, всю плешь проела. Привези да привези. Я уж ей и так и сяк толкую, не дадут мне его ни за какую пахлаву, а она, мол, вон Джанишке папка привез, а ты бздишь.

— Да что надо-то?

— Камень ихний, ну тот, что зелёный. Уж больно красивый.

— Нефрит что ли?

— Оно.

— Забудь, купче, — скривился Шэрхан. — Кто ж мне оружие-то даст? Хранят они палки свои пуще членов.

— Что ты, пресветлый, про оружие и не говорю. Финтифлюшку бы мне какую, бусину аль пуговку. А то, слышал я, есть у них игра вроде шахмат наших, и фигурки там все из камня этого сделаны. Вот бы мне одну пешечку. Дочурку порадовать…

Почесал Шэрхан в затылке. Просьба непростая. План рискованный. Но если бы он, Шэрхан Аравиндра Сай, Тигр Джагорратский, только безопасным да проверенным планам следовал, лежать бы сейчас столице в руинах, самому Джагоррату пустыней быть, а народу рабами королю Ракшнагаре и его тварям шестируким служить.

Ударил себя по коленям:

— Привезешь домой гостинцы, купец. Или не Тигр я.

— Тигр, как не тигр, — улыбнулся Анкатэш, ладони в знак благодарности перед грудью складывая. — Буду сидеть здесь, вестей от тебя, пресветлый, ждать. В этой комнате позволено ночевать.

Шэрхан вскочил на ноги, кинув: «Жди».

— Что-то не в духе ты сегодня. Или не угодил я подарком?

Шэрхан встрепенулся. Вторую игру уже играли, а только сейчас первые слова от императора услышал. Ну и хорошо, что молчал, план обдумывать не мешал. План по… ну, скажем, не краже, а взиманию налога за Шэрханово примерное поведение. А что, усы бреет, платье носит, слово никому поперёк не говорит — полагается ведь ему за это… ну… мзда?

Поспешил убедить императора:

— Угодил. Только вести из дома невесёлые.

— Что так?

Шэрхан почесал затылок. Волосы уже сильно отросли. Днем убирал в пучок на макушке, как все здешние мужики, а вечерами распускал — болела черепушка с непривычки, будто заколкой не шевелюру, а мозг весь день сверлил. Вот у императора другие волосы. У Шэрхана — копна неукротимая, а у этого — волосок к волоску, и прямые, будто стрелы в колчане. В кулаке такие хорошо, небось, сжимать.

Отодрал Шэрхан взгляд от гривы чёрной. С мыслей сбивала.

— Порошок твой брату в голову ударил. Планировал, вроде как, врагов убивать, а пока что только своих и травит.

Удивленным император не выглядел.

— Есть такое свойство у порошка, слабую волю под себя подминать. Князь И половину своего племени рабовладельцам за него продал.

Князь И. Тот самый ублюдок, что Йиньйиня рабом увел, а потом как подарок императору вручил.

Давнишняя злость пробудилась.

— Как же можно — своих-то? Да и вообще, что за дурь такая — рабство? У нас такого отродясь не было.

Император глянул искоса:

— А я в книжках про касты читал. Мол, есть у вас те, кому только и предназначено, что с рождения до смерти в грязи копаться.

— Я и не говорю, что у нас рай да справедливость сплошная. Гнилья хватает. Но рабства нет. Никогда бы я не смог человека продать.

— А брат твой смог.

Под дых ударили слова. Сжал Шэрхан челюсти, аж зубы хрустнули. Не виделся бы с купцом сегодня, не разбередили бы душу гостинцы домашние, не кровило бы сердце от вестей дурных, может, и не задела бы подначка императорская. А так — в груди колко и жарко стало, будто уголёк вдохнул.

Посверлил его император глазами, а потом руку на плечо положил. Как тогда, давно.

— Прости, — сказал тихо. — Не хотел обидеть.

— Чего ж на правду обижаться?

— Неужто ты считаешь, что раб здесь?

Слова сами изо рта ринулись:

— А что, скажешь, свободен?

Руку император убрал, посмотрел вроде как с обидой. Обиделся, что клетку свою Шэрхан не любит? Хотел бы, чтобы за подачки одеялами в ногах валялись да благородство императорское восхваляли?

Двинул Шэрхан со злостью ферзя:

— Шах, мат.

Молча фигуры заново поставили. Половину пешек друг у друга съели, пока не унялась дрожь гневная в пальцах. Пока дыхание не выровнялось. Голова не прояснилось.

Не так Шэрхан разговор планировал. Под взглядом таким пристальным не то что фигурку умыкнуть, тут взбзднуть незамеченным не получится.

Постарался мину подружелюбнее скривить:

— О другом давай разговаривать. Узнал тут я, ты меня все это время за нос водишь.

— О чем ты? — спросил император без особого энтузиазма.