Тигр снегов

– Вот я привез с собой медведя, – сказал Дит­терт, представляя его.

Ламбер пожал нам руки; большой и улыбающий­ся, он сразу же пришелся всем по душе. Мне броси­лось в глаза, что у него необычно короткие, словно обрубленные ботинки, а вскоре я узнал причину. Мно­го лет назад он попал в ураган в Альпах, обморозился и потерял все пальцы на обеих ногах. Это не помеша­ло ему, однако, оставаться одним из лучших швей­царских проводников, не помешало также подняться впоследствии чуть не до вершины Эвереста.

В Катманду нам пришлось основательно потру­диться. Здесь на новый аэродром близ города были доставлены тонны продовольствия и снаряжения из Швейцарии. Мы разобрали груз и передали непаль­ским носильщикам, которые должны были доставить его в Соло Кхумбу. Как обычно, не обошлось без пе­репалки с носильщиками из-за жалованья. Однако на этот раз все разрешилось легче, и я льщу себя мыслью, что тут была и моя заслуга. Дело в том, что я отказался от обычного процента, причитающегося сирдару с жалованья носильщиков. Таким образом, они получили всё сполна без какого-либо дополни­тельного расхода для экспедиции. Мы смогли высту­пить из Катманду в назначенный день, 29 марта. В мои обязанности сирдара входило распределять, кто что несет; при этом я следовал системе, вырабо­танной на основе длительного опыта. Те носильщики, которые после отдыха первыми были готовы в поход, несли наш общий дневной продовольственный паек и кухонное оборудование, с тем чтобы по окончании перехода вечером быстрее поспел обед. Следующие несли палатки и личное имущество, необходимое для ночевки. И, наконец, последним поручалась доставка той части продовольствия и оборудования, которая предназначалась для использования в горах. Если они замешкаются в пути, большой беды не случится; за­то плохо, когда большая часть каравана подошла к месту разбивки лагеря и потом часами ждет продук­ты и палатки.

От Катманду до Намче Базара около двухсот де­вяносто километров. Мы потратили на этот путь шест­надцать дней. Большую часть дороги мы шли на восток, затем последние несколько дней на север, и все время подъем – спуск, подъем – спуск, через хребты и долины, из которых и состоит почти весь Непал. На старом тибетском маршруте вьючных жи­вотных можно было использовать почти до подножья Эвереста, здесь же такой возможности не было. Вооб­ще-то дорога вполне подходит для них – как-никак это один из основных путей сообщения между Непа­лом и Тибетом, – но по дну каждой долины проте­кает река, и ни одна лошадь, ни один мул не способны одолеть раскачивающиеся висячие мосты, по которым только и можно пройти через реку. В этом важнейшая причина того, что непальцам испокон веков приходи­лось носить грузы на собственных спинах. И по сей день каждый путешественник в этой стране вынужден поступать так же.

Подъем – спуск, подъем – спуск. Каждый день через очередной гребень, с которого видно уже сле­дующий. Но мы не только несли и карабкались. В пу­ти мы разрабатывали планы восхождения, узнавали друг друга; и остальные шерпы, как и я, быстро полю­били швейцарцев. Диттерт – ему предстояло руково­дить самим восхождением – оказался живым и веселым человеком; рядом с ним невозможно было оставаться мрачным. Он так носился кругом, что мы прозвали его Кхишигпа – Блоха. Ламбера нам пред­ставили в качестве Медведя, и это прозвище шло к нему не меньше, чем к Тильману, так Ламбер и остался Балу. Он не знал ни одного восточного языка и лишь очень немного говорил по-английски, поэтому мы объяснялись главным образом на пальцах. Тем не менее мы быстро научились понимать друг друга.

После нескольких переходов ландшафт стал ме­няться. По-прежнему мы шли вверх-вниз, вверх-вниз, но теперь уже больше вверх, чем вниз. Скоро рисовые поля остались позади, и наш караван вступил в леса, перемежающиеся с полями ячменя и картофеля. Из­менилось и население. Здесь жили уже не индуисты, а буддисты, не непальцы, а монголы. Примерно на десятый день мы вступили в страну шерпов; прошли через более низменные области Соло, затем стали подниматься по бурной Дуд Коси в сторону Кхумбу и Намче Базара. Для меня настали волнующие дни – мы приближались не только к Чомолунгме, но и к мо­ему родному дому. На каждом шагу попадалось что-нибудь знакомое, и я не знал, кричать ли от радости, или плакать от волнения. Приход в Намче был великим событием не только для меня, но и для всех шерпов, давно не бывавших на родине; боюсь, что на короткое время экспедиции пришлось обходиться без нас. Весть о нашем приближении, конечно, значительно опередила экспедицию, и казалось, что здесь собра­лись все шерпы в мире, чтобы приветствовать нас и отпраздновать свидание. Даже моя мать, такая ста­рая, пришла пешком из Тами, и я сказал ей:

– Ама ла, я здесь наконец.

После восемнадцати лет разлуки мы обняли друг друга и всплакнули.