Тигр снегов

Через неделю с небольшим все было готово: сту­пени, веревки, верхние лагеря и снаряжение. Но если мы хотели попасть на Южное седло и выше, надо было поторапливаться: наступала уже середина нояб­ря, зима приближалась всерьез. Для первой попытки назначили группу из десяти человек. В нее вошли Ламбер – руководитель, Рейсс и я – восходители и семь наиболее крепких шерпов, помогавших нам с гру­зом. Это были Ант Темпа, Пемба Сундар, Анг Ньима, Анг Намгьял, Гундин, Пемба и Топгей – большинство молодые и неопытные. Но они переносили ветер и хо­лод лучше многих ветеранов, и я горжусь тем, что самым молодым был мой племянник Топгей – ему исполнилось всего семнадцать лет.

От цирка мы поднялись до лагеря VI, затем до лагеря VII. 19 ноября выступили к Южному седлу. Подъем был не очень крутой, потому что лагерь VII на склоне Лхотсе лежал уже довольно высоко и большая часть пути вела по диагонали к макушке Контрфорса женевцев и лежащему за ним седлу. Тем не менее мы двигались медленно, прокладывая путь по нетронутому снегу, и носильщикам то и дело при­ходилось ждать, пока мы с Ламбером и Рейссом вы­рубим ступени и закрепим веревки. Подъем начался около девяти утра. В 16.30 мы находились на верши­не выступа, а немного спустя ступили на седло – вто­рично в этом году. Уже стемнело, ветер и мороз до­стигали невероятной силы. Казалось, прошел не один час, прежде чем нам удалось разбить лагерь около еще видимых следов весеннего похода; едва натянули две палатки, как шерпы мгновенно нырнули в них. Спорить с ними было бесполезно. Мы с Ламбером и Рейссом имели важное преимущество при восхожде­нии – кислород. Шерпы шли без кислорода и совер­шенно выбились из сил. Итак, мы продолжали во­зиться втроем, пока не поставили еще две палатки. Теперь настал и наш черед забраться в укрытие и от­дохнуть. Чуть ли не вся пища превратилась в камень; все же мне удалось сварить немного шоколада и на­поить всех. Началась еще одна ночевка у самой верх­ней точки земли.

Выше цирка мы ставили двойные палатки, одну внутри другой, однако здесь даже это плохо помогало. А когда брезенты терлись один о другой на сухом ле­дяном ветру, тесное пространство внутри наполнялось электрическими искрами, которые так и потрескивали возле наших голов. У Ламбера был с собой малень­кий термометр – он показывал минус тридцать гра­дусов. Ламбер определял впоследствии скорость ветра в двадцать семь метров в секунду, причем это была постоянная скорость, а не порывы. Теперь даже он не считал, что все хорошо. Наконец настало утро. Буря не утихала, тем не менее мы приготовились выступать дальше. Другого выбора не было – или двигаться, или замерзать насмерть. На завтрак нам удалось подогреть немного чаю, и все. Затем мы вышли в путь. Остальные шерпы рвались вниз, а не вверх, и упрек­нуть их за это было трудно; однако только один из них, Гундин, был по-настоящему болен, и остальные согласились в конце концов продолжать восхожде­ние. Наш лагерь на седле был теперь восьмым по по­рядку; носильщики несли на своих спинах снаряжение для маленького лагеря IX, который мы надеялись раз­бить на предвершинном гребне.

Однако лагерь IX так и остался на спинах носиль­щиков. Было уже 11.30, когда мы, наконец, собрались выступить. Еще почти час ушел на то, чтобы пересечь седло и начать восхождение по снежному склону, ве­дущему к гребню. На ледяной стене мы увидели останки разбившегося орла. Хотя мы отнюдь не лете­ли, приходилось напрягать все силы, чтобы нас не унесло ветром. Благодаря кислороду наша тройка шла несколько впереди остальных. За полгода до это­го мы с «Медведем» поднимались здесь гораздо легче, хотя и с плохими кислородными аппаратами. Теперь же нам не помогали и хорошие аппараты. Ветер и мороз были слишком сильными. Защищенные тремя парами рукавиц пальцы все же утратили чувстви­тельность. Губы, нос – все лицо становилось синим. Носильщики позади нас еле двигались. Оставалось единственно разумное – и единственно возможное – решение: повернуть обратно, и мы знали это. Однако для нас с Ламбером это было ужасное решение. Мы совершали уже вторую попытку, мечтой нашей жизни стало взять Эверест вместе, а если мы повернем те­перь, выдастся ли нам еще когда-нибудь такой слу­чай? Будь мы одни, мы, возможно, и пошли бы даль­ше. Я не говорю утвердительно – пошли бы или могли пойти, я говорю «возможно»; уж очень нам хотелось. Но позади нас брели обессиленные шерпы, рядом стоял Рейсс, мрачно покачивая головой. Мы остано­вились и простояли так некоторое время, сжавшись в комок от ветра. Не будь так холодно, что слезы замерзали на глазах, я бы, наверное, разрыдался. Я не мог глядеть на Ламбера, он – на меня. Мы мол­ча повернули и пошли вниз.