Тигровый, черный, золотой

Встать он не мог. Только открыл глаза.

Мирон сидел на полу, прислоненный спиной к стене. Руки лежали перед ним на коленях, прочно стянутые цветным шпагатом. Некоторое время он непонимающе разглядывал голубые волокна.

– Другого не было, не обессудь, – сказал человек, сидящий перед ним на корточках.

Акимов обвел взглядом помещение. Низкий сырой подвал с единственной лампочкой под потолком. По стенам в полном беспорядке расставлены холсты на подрамниках. Выглядят так, будто Клюшникова сколачивала их сама. В дальнем углу, где света меньше всего, они и вовсе навалены грудой.

«Она все-таки свихнулась. А кое-кто не верил…»

Он избегал переводить взгляд на сидящего человека, потому что с этой информацией пришлось бы что-то делать, а Мирон пока не был к этому готов.

Итак, руки связаны. Ноги связаны – а он и не сразу заметил. Акимов пошевелил пальцами: эй, братишки, вы на месте? Слушаетесь меня?

Кажется, он отделался сотрясением мозга. Мирон осторожно попытался покрутить головой и чуть не заорал от боли.

Все, больше нельзя отводить взгляд от того, кто сидит перед ним.

– Мощно ты меня приложил, – сказал он, морщась. – Это зачем? И где Анаит?

– Про Анаит нам еще придется поговорить, – сказал Андрей Колесников. – Но я надеюсь, что до этого не дойдет. Правда, очень надеюсь. Но тут все зависит от тебя.

Акимов мало что понял. Ему пришло в голову, что поблизости должна быть и Майя Куприянова.

– А супруга твоя где? – спросил он. – Это она меня огрела?

Колесников несколько секунд смотрел на него – и вдруг тихо засмеялся. Он смеялся и смеялся, а Акимов наблюдал за ним – вместе с болью, устроившейся в затылке, и то, что он не смог бы сообразить сам, подсказала ему боль.

«Все было враньем. История о том, как Майя высадила его… Чушь собачья. Он приехал в кафе на машине. Припарковал ее где-то за углом. Потом все время притирался ко мне, крутился рядом…»

– Вы все время действовали вдвоем, да? – спросил он как можно более безразличным тоном.

Колесников пожал плечами:

– Не твое дело. Ты здесь не за этим.

– Зачем тогда?

Колесников развернул большой платок, в котором оказался телефон Акимова. Если бы у Мирона не болела голова и он не был связан, он бы расхохотался. Андрей разворачивал тряпку медленно и бережно, словно внутри была раненая птица. А оказалась там – вот удивительно! – дряхлая трубка. Акимов сто лет не менял телефон. Звонит – и ладно.

Колесников осторожно взял сотовый. Открыл фотоальбом. Вывел на экран сначала одну фотографию, затем вторую.

Да, Акимов постарался на славу. Камера на телефоне такая, что проще на утюг снимать. Но нормального фотоаппарата в наличии не имелось, пришлось обходиться тем, что есть.

– Это картины Бурмистрова, – сказал Колесников, констатируя очевидное.

Спорить было глупо, и Акимов молчал. Да. Картины. «Тигры» и «Владыка мира». Он сфотографировал их для Анаит.

– Где они? – спросил Андрей.

Вот зачем Колесников крутился рядом… Он узнал, что Акимов тоже разыскивает украденное, вслед за полицией и частными сыщиками. Это было не так уж сложно: Мирон особенно и не скрывался…

– Это ты следил за мной в музее? – неожиданно спросил он, и по гримасе Колесникова понял, что угадал.

– Где картины? – повторил тот.

Значит, следил. Майя вытащила Акимова на поминки. Если бы не ее звонок, он бы никуда не пошел. Малютка Майя, к которой он относился покровительственно и великодушно. Милая крошка с пионами. Чем она занималась, пока Колесников охотился за телефоном Акимова? Он сбагрил Мирона, попросив найти стулья. Вытащил телефон, который Акимов беззаботно оставил в кармане плаща – идиот, кретин! На этой старенькой модели нет даже функции блокировки экрана. Колесников открыл папку «Фото» и сразу же наткнулся на два последних снимка. Вот они, тигры и снежный барс. Далеко ходить не нужно.

Акимов вспоминал. Что было дальше? Он вернулся, позвонил Анаит… Колесников был не за дверью, он все это время оставался внутри, прятался за вешалкой с грудой одежды. В полутемном зале Мирон не разглядел его. Андрей слышал их разговор… Что Акимов сказал девушке по телефону?

«Анаит, ты сможешь вернуть ему картины».

Затем Колесников почти сразу исчез. А Мирон уселся караулить Анаит – и дождался от нее странных торопливых посланий.

– Андрей, что с девушкой? – спросил он, контролируя лицо.

Колесников сделал такой жест, будто отмахивался от мошки.

– Давай вот как, – негромко сказал он, – ты сейчас быстренько рассказываешь, где картины. Я еду туда и проверяю. Если они там, я вернусь и выпущу тебя.

– Да пошел ты, – сказал Мирон.

Он ожидал, что Колесников ему врежет. Вместо этого Андрей встал и, как ни пытался Мирон уклониться, заткнул ему рот платком. А затем, стоя, обрушил свою ногу на коленку Акимова, как будто пытаясь сбить ледяную корку с асфальта.

Боль была такая, словно ему прострелили оба виска. Немного придя в себя, Акимов подумал, что это как-то неправильно: бьют по ноге, а простреливает виски.

Колесников наклонился к нему и раздельно спросил:

– Где картины?