Тигровый, черный, золотой

Однако во всех кружках давно уже обсуждали не кражу картин, а самих сыщиков. Юханцева оказалась на обочине сплетен. Диаметрально противоположные отклики вызвал один из детективов – тот самый, что говорил с ней по телефону. Ренату не на шутку разобрало любопытство, когда она за один день услышала от Бориса Касатого, что это мелкий глуповатый юнец, а от Голубцовой – что красавчик каких поискать.

«Так бы и затискала!» – выразилась Наталья.

Интерес Юханцевой отчасти носил профессиональный характер. Что за типаж мужчины, о котором складываются настолько разные впечатления? «Должно быть, пластичная внешность, – рассуждала она. – При его роде деятельности – это очень полезно».

Вот почему Рената сама позвонила Макару Илюшину и царственно сообщила, что готова к встрече.

В свой любимый ресторан она приехала заранее. К тому времени, когда сыщики вошли в дверь, Рената, как и подобает элегантной женщине, потягивала коктейль и, словно птичка, клевала пирожное. О том, что птичка до этого плотно пообедала бифштексом, никому знать было не обязательно.

Первые минуты Рената изумлялась всеобщей слепоте. Кого обсуждали идиоты-живописцы! Они что, не видели этого Сергея? Оо, какой рост! Какая мускулатура! Взгляд исподлобья, перебитый нос. Говорит скупо, но по делу. И что поразительно, при такой внешности, кажется, не дурак! Грамотная речь, низкий голос. Божечки-божечки, русский Вин Дизель!

По привычке избалованной женщины, ведущей себя как невоспитанный ребенок и полагающей это милым, Рената словно невзначай протянула руку:

– Ах, какой у вас чудный «ежик»! Не возражаете?..

Она провела ладонью по жесткой короткой щетине и поймала себя на том, что это ощущение будоражит. Как будто гладишь дикого медведя, который вынужден покоряться! Однако затаенная насмешка, мелькнувшая в темных глазах «медведя», заставила ее убрать руку. На миг Рената ощутила себя заигравшейся дурочкой.

Впрочем, самоуверенность быстро к ней вернулась. Рената переключилась на второго сыщика.

«Славный мальчуган» – было ее первое заключение.

Только непонятно, отчего именно он у этих двоих за старшего? Имя еще странное – Макар… Хотя у этого поколения каких только имен не встретишь.

– Почему вы передумали насчет встречи с нами? – спросил он.

Рената повела плечом:

– В свете убийства Ясинского глупо сводить старые счеты.

– А были старые счеты?

Сыщик слегка улыбался, глядя на нее. Словно говорил: понимаю, что все это не всерьез, все это игра.

«Глаза красивые», – отметила Рената. Сначала парень показался ей невыразительным. Она не любила светловолосых, в которых недоложили красок. Но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что радужка у парня необычного цвета – светло-серого, льдистого, с черной каймой по ободу зрачка. У Ренаты в памяти хранилась огромная картотека лиц и типажей. Но она не могла вспомнить из бездны знакомых актеров, режиссеров, политиков и светских львов ни одного с таким взглядом.

Спустя некоторое время Рената поймала себя на том, что, когда он улыбается, она отвечает ему улыбкой. Мягкое вкрадчивое обаяние действовало словно солнечные лучи, под которыми сбрасываешь с себя одежду.

«Не дождешься, милый».

– Вам все равно расскажут. Уж лучше я сделаю это сама. Ясинский украл две мои картины.

Макар вопросительно поднял брови.

– Я, как и многие, была обманута его респектабельностью. – Рената вздохнула. – К тому же Адам действительно много сделал для союза. Как-никак он его создатель.

– Что произошло?

Она невесело усмехнулась.

Выставка во Франции, вот что произошло. Куда она отдала, по просьбе этого мерзкого лжеца, две свои лучшие картины: «Бурые совы» и «Красные лисы». Все то же самое: клетки, девушки, стрельчатые окна… Но эти работы ей особенно удались. Были в них и пространство, и очарование, и свет.

И надо же было такому случиться, что оба полотна пропали по дороге обратно.

Ясинский рвал на себе волосы. Твердил, что виноват, недоглядел, однако и он, и Юханцева понимали, что это говорится лишь затем, чтобы дать ей на ком сорвать гнев. Утеря картин – не такая уж большая редкость. В аэропорту Шарля де Голля, где вечно бардак и сумбур, картины были на месте. А в пункте прибытия их не оказалось. Конечно, Ясинский подал все полагающиеся жалобы, но Рената понимала, что вряд ли еще увидит своих «Лис» и «Сов».

Однако вышло иначе.

Несколько недель спустя ей позвонила знакомая актриса. Откровенно говоря, не актриса, а так, недоразумение. Пыжилась изо всех сил, пыталась стать «лучшей подружкой Юханцевой». Ну-ну, девочка моя!

Но когда девица позвонила и принялась заливаться восторгами по поводу картин «любимой Ренаточки», покоривших Париж, у нее екнуло сердце.

После недолгих расспросов выяснилось, что картины – те самые, украденные! – юная дурочка углядела в какой-то галерее. Затащила туда любовника, ахала, восхищалась подружкой, забравшейся на художественный олимп, – и поторопилась принести поздравления. Трубка захлебывалась возбужденным чириканьем, а Юханцева тихо свирепела.

На полуслове оборвав «подружку», она бросилась звонить Ясинскому.