Тигровый, черный, золотой

Она вздрогнула, отшатнулась. В глазах, точно рыба в полынье, мелькнул страх. Но тут же лицо ее приобрело обычное насмешливо-самоуверенное выражение, которое она часто надевала в ссорах с мужем.

– Колесников, ты пил?

Скрипнула соседская дверь. Он не обернулся.

– Ты знаешь, что ты сделала! Майя, зачем?!

– Ой, все. – Она обогнула его и прошла в квартиру. Бросила напоследок: – Иди проспись. А лучше – таблеток попей. У тебя непорядок с нервами, надо полечиться.

Он негромко застонал, вцепился в волосы и пошел вниз по лестнице, покачиваясь, словно пьяный. Внизу распахнул подъездную дверь и постоял несколько минут, глубоко вдыхая свежий воздух. Потом вернулся.

Соседка выскочила навстречу, запахивая халат.

– Андрей Львович! Все в порядке, голубчик?

– Что? Да, да, Нина Трофимовна. Ох, Левушка!.. Простите, я про время позабыл…

– Ничего-ничего. – Старушка положила лапку ему на рукав. – Вы не беспокойтесь. Он спит. Под сказочку уснул. А вам бы отдохнуть, Андрей Львович. На вас лица нет.

– Я попробую, – тихо сказал он. – Спасибо, Нина Трофимовна. Святой вы человек.

Прикоснулся губами к морщинистой руке. Почувствовал, как на теплую кожу падает и растекается слеза.

* * *

Распечатка звонков показывала, что за пять дней до смерти убитый ювелир звонил Ульяшину.

Макар вернулся к художнику. И услышал неожиданное.

– Он спрашивал меня о расследовании. – Павел Андреевич рассерженно побарабанил пальцами по подлокотнику, обитому велюром. – Я совершенно не мог понять, откуда, во-первых, Петру стало обо всем известно, а во-вторых, каким образом это его касается!

– Подождите-подождите! Тарасевич спрашивал вас об украденных картинах Бурмистрова?

Макар недоверчиво уставился на художника.

– Не о картинах, а о поисках картин, – въедливо поправил Ульяшин. – Он буквально требовал отчета: кто ищет, что уже нашли, есть ли подозреваемые… Рвался, между прочим, приехать и помочь. В общем, сущая глупость, я даже подумал было, что он снова начал пить. Ничего с ним не обсуждал, пресек все расспросы…

– Вы рассказали об этом следователю?

– Какому следователю, боже мой! – плачущим голосом вскричал Ульяшин. – Вы удивительный человек! Потому что – не знаю, можете ли вы себе представить, что такое после всех этих потрясений тащить на себе весь союз, всех перепуганных деятелей искусств… Всех успокаивать, служить арбитром и бог знает что еще!.. Они ведь выбрали меня временно исполняющим обязанности… Сто лет мне это не сдалось!.. Попробуй отбрыкаться! А вы – «следователь»! Да не было никакого следователя! Я что, по-вашему, стал бы утаивать важную информацию?

Ульяшин выражался сбивчивее, чем обычно, и чувствовал себя, по-видимому, неважно.

Макар внимательно посмотрел на него:

– У вас остался мой телефон. Почему вы не рассказали, что Тарасевич интересовался расследованием? Ведь этот интерес вам показался очень странным, вы только что это признали.

Взгляд Павла Андреевича остекленел. Макар понял, что временно исполняющий обязанности главы союза ищет подходящее объяснение.

– Ясинский, – подсказал он.

– Что, простите?

– Вы сейчас пытаетесь придумать ответ, который удовлетворил бы меня. Я вам советую: используйте Ясинского. Смерть Адама Брониславовича выбила вас из привычной колеи. Вы не могли думать ни о чем другом. Разговор с Тарасевичем был так нелеп, что сразу вылетел у вас из головы – знаете, как бывает…

Илюшин говорил спокойно, даже расслабленно. Павел Андреевич сглотнул.

– Я не понимаю, отчего должен терпеть оскорбления в собственном доме…

– Оскорбления? – удивился Макар. – Вовсе нет. Я подсказал вам ту линию поведения, к которой вы и без меня прибегли бы. Жаль, конечно, что все это вранье.

– Я бы попросил!

– Попросите, – пожал плечами Илюшин. Ему было понятно, что, если его до сих пор не выгнали, значит, этого и не случится. – Я постараюсь выполнить вашу просьбу. О чем вы хотите попросить меня, Павел Андреевич?

– Для начала перестаньте обвинять меня бог знает в чем!

– Откуда Тарасевич знал о краже картин? – быстро спросил Макар. – Вы ему рассказывали?

– Боже упаси! Ни словом не обмолвился! Да поймите же вы, мы с ним много месяцев не общались!

«Все-таки он сегодня паршиво выглядит», – думал Илюшин, разглядывая обвисшие, как у индюка, кожистые мешки под глазами художника. Выпуклый круглый подбородок пересекали порезы. И одет он был не в кашемировый свитер, а в обычную мятую рубашку с закатанными рукавами, застегнутую под горло. Макар еще при первой встрече заметил, что Ульяшин относится к тому типу мужчин, которых одежда преображает. Сейчас, в простоватой рубахе, он и сам как-то упростился.

Макар вспомнил, что с их первой встречи Ульяшина что-то беспокоило. Если присмотреться внимательнее, станет ясно, что Павел Андреевич постоянно на взводе, хоть и старается это скрыть. А ведь тогда еще был жив Ясинский…