Тигровый перевал

   Прошлой зимой промышлял я соболя в уссурийской тайге. На закате ненастного дня - последнего в уходящем году, завернул на ночлег в зимовье старого егеря Самсона Павловича Дымаря. Мой добрый знакомый встретил меня радушно. Когда я, устало сбросив закуржанные лыжи, вошёл в жарко натопленную избушку, дед Самсон снял с меня заиндевелое ружье, стащил заскорузлый рюкзак и усадил к печке, в которой весело потрескивал огонь. За оконцем, разрисованным морозными узорами, вьюга раскачивала ветви молодой тёмно-зеленой пихты, украшенной забавными игрушками, вылепленными Дымарём из мокрого снега. Тонко позванивали сосульки, ледяные рыбки, петушки и всякие зверушки. Мотались на ветру подвязанные конфеты в ярких обёртках, пряники и настоящие кедровые шишки. Радиоприёмник "Альпинист" заливался предновогодней музыкой и праздничной болтовнёй дикторов. Радуясь случаю встретить Новый год в компании, Дымарь выставил на стол бутылку "Охотничьей" и раскаленную сковороду с жареной олениной. Мелко нарезал мёрзлого сала и вытряхнул в чашку котелок горячей рассыпчатой картошки. Бой курантов, далёкий и волнующий, вдруг раздался в этой затерянной в таёжной глухомани избушке. Дед Самсон, озабоченно торопясь, плеснул водку в алюминиевые кружки, привстал за грубо сколоченным столом:

   -- С Новым годом!

   -- С Новым годом, Самсон Павлович!

   Пожелав друг другу наилучших благ, мы выпили.

   -- И часто, Палыч, встречаешь Новый год в тайге?

   -- Каждый год, -- оглаживая бороду, ответил дед Самсон.

   -- Не скучно одному-то? -- спросил я, прислушиваясь к вою пурги в чёрной непроглядной темноте ночи.

   -- Не-е.., -- засмеялся егерь, подкручивая фитиль тусклой керосинки. -- У меня в этот день завсегда гости. Нынче вот ты пожаловал. Опять же с гостями истории разные приключаются.

   -- Вот как, -- отодвигаясь от окна, за которым бушевала снежная круговерть, усмехнулся я и постучал ложкой по бутылке:

   -- Злодейка с наклейкой, наверно, причина тех историй?

   -- Да как сказать? -- хмыкнул дед Самсон, придвигая мне шкварчащую сковороду:

   -- Ты ешь, ешь!.. Вот годов так пять-шесть назад Митяй Борцов, шофер наш промхозовский, вышел спьяну покурить, а прямо перед ним... здоровенный лось. Стоит и бочину трёт о стену зимовья. Митяй к нему - за коня принял. Ну, понятно, спугнул. Как ломанулся сохатый через реку да в прорубь задними ногами и провалился. Скользит передними по льду, а выбраться не может. Насилу вытащили зверюгу. Да оплошали: убёг, окаянный, с верёвкой на рогах...

   Мы ещё выпили и закусили хрустящими солёными огурчиками. Дед Самсон подбросил дров в печку, поворошил поленья в углу. Запахло смольём и сухим корьём. Отблески огня плясали на его сутулой спине, прикрытой меховой безрукавкой, косматая тень металась по закопчённой стене при каждом движении старика. Дымарь сыпнул в газетку щепотку табака, сворачивая самокрутку, сказал:

   -- А то ещё случай был. На Новый год, тоже стало быть, Ивана Каширина, егеря нашего, рысь подрала. Он эту киску таёжную капканом отловил и в мешке, пень этакой, ко мне припёр. "В зверинец, -- говорит, -- за большие деньги сдам". А ночью, как спать легли, рысь не будь дура, мешок брезентовый прогрызла, и под лавку вот эту самую, где ты сидишь, забилась. А под утро Иван опохмелиться надумал, дверь приоткрыл, чтобы виднее было бутылку отыскать. Тут она его сзади и погладила. Сама - шасть за порог, и плакали Ванькины денежки...

   Дед Самсон прокашлялся и выглянул на улицу. Метель тотчас сыпанула колючим мелким снегом.

   -- Пуржит-то как, -- плотнее прихлопнув дверь, сказал Дымарь. -- И в позапрошлую новогоднюю ночь, как соболь во флягу попал, тоже так вот мело. Охотовед Чернов с другом - милиционером тогда ко мне наведался за мёдом. Я ведь пасеку держу. Приехал Чернов с бидоном, а до той поры, как обратно ехать, продуктишки в него сложил. Рыбу, колбасу, масло. Вечером, в честь Нового года, конечно, поддали малость. Утром сунулся Чернов во флягу за колбасой, а соболь и впился в руку зубами. Взвыл Чернов, нас всех криком перепугал, и выдернул руку вместе с соболем. Прыгнул тот в сторону, один миг - и уже нет его. И не поверили бы, кабы не пальцы в крови, да не свежий след к фляге. Крупный кот наведался. Запах рыбы его привлёк. Крышка откинута была, он и влез...

   -- Случаи и в самом деле необычные, -- согласился я скорее из вежливости, сомневаясь в душе в правдивости дымарёвских рассказов. Среди охотничьей братии давно гуляла молва: "К Дымарю попадёшь - за всю зиму его баек не переслушаешь".

   За бревенчатыми стенами буран по-прежнему гулко ухал, выл и стучал по крыше ветками ольхи.

   -- А не случалось ли у тебя чего -- нибудь весёлого, новогоднего? -- спросил я, накручивая ручку "Альпиниста" и пытаясь поймать по "Маяку" хорошую музыку.