Он невозмутим, в отличие от Фиша, который явно нервничает. – «Тогда я не понимаю… Алекс, мы же всегда стояли друг за друга…» – Тот пожимает плечами – «Я же объяснил, сколько можно». – «Алекс, они погибли из-за… Как ты мог?» – Фиш говорит с трудом.
«Ты закончил? – холодно говорит Алекс. – А теперь скажу я. Вернее, спрошу. Как мог – ты?» – «Что?» – «Что слышал. Расскажи своим друзьям, как ты меня замочил, – Алекс поворачивается к нам. – Расскажи, как отомстил за Настю и Мурзилку, подстроив мне автомобильную…»
Я не хочу этого слышать. Не хочу.
«Пока я тянул срок, ты думал, Фиш. И в один прекрасный день все понял. Да, башка у тебя варила всегда, братан, ничего не скажешь. Ты дождался когда я выйду, а затем…». – В голосе Алекса нет злости, нет обиды, только легкая нотка горечи.
Фиш смотрит на друга остановившимся взглядом.
«Я понимаю, на войне как на войне, – продолжает Алекс, – но ты мог хотя бы… И не делай такого лица, Фиш, мне все равно. Я же давно мертв».
Фиш не отвечает. Медленно поворачивается и уходит, спотыкаясь о сухие…
Как тяжело писать… Отвлекусь. Заварю себе кофе.
.
Темный и душный вкус. Вкус безнадеги. Почему-то вспомнилось стихотворение Слуцкого: «Это не беда. А что беда? Новостей не будет. Никогда. И плохих не будет? И плохих. Никогда не будет. Никаких».
А может, когда нет плохих новостей – уже само по себе хорошо? Часто говорят: «плохо, потому что ничего хорошего». А я думаю – если нет плохого, это… если не радость, то покой точно.
- …Забудьте эти слова, – говорит Фиш. – Забудьте о «порядочности», «чести», «доброте». Их в мире нет. Красивые термины придуманы, чтобы вас зомбировать…
Мы с Виргусом догнали его перед калиткой в деревянном заборе. Фиш рванул на себя дверь, мы скользнули следом…
- Отбросьте иллюзии, – говорит Фиш. – Откройте газеты, включите телевизор. Кто громче всех кричит о морали? Политики. Чиновники. Торгаши…
Площадка огорожена трехметровыми бетонными плитами. Здесь прохладно и сумрачно.
- Директор детского дома рассуждает о сострадании, – говорит Фиш, – а назавтра его арестовывают за растление воспитанников…
Чистый цементный пол. Ближе к центру он светлее – протерт подошвами.
- Юная поэтесса пишет о любви, – говорит Фиш, – а вечером в сауне орет пьяным голосом: «Еще, хочу еще! Есть среди вас настоящие мужики?!..»
От площадки расходятся четыре коридора. Над одним табличка «Nord», над вторым «Sud», над другими «West» и «Ost». Мы вышли из северного.
- Чиновник разглагольствует о справедливости, – говорит Фиш, – но посвященные знают, что он ворует миллионами, обкрадывая инвалидов и стариков…
- Хорош пускать пузыри, – останавливает его Виргус. – Лучше скажи – это правда? То, что сказал твой друг – правда?
- Я не собираюсь перед вами отчитываться, – сквозь зубы говорит Фиш.
- И что получается, – спрашиваю я, – с чем мы идем по жизни? С набором высокопарного хлама? С верой в детские погремушки и бабушкины сказки? Ты считаешь – так?
Фиш разворачивается и шагает к коридору с надписью «West».
- Нет, постой! – Виргус догоняет его и хватает за рукав. – Ты не ответил на мой вопрос!
- И не собираюсь. – Фиш, не оборачиваясь, вырывает руку.
Я бросаюсь к ним.
- Виргус, Фиш! Давайте поговорим…
- Чего там рассуждать! – Голос Виргуса напряженно звенит. – Грохнул лучшего друга и выдрючивается перед нами… Чувак, сколько жмуров на твоей совести?
Фиш останавливается у входа в коридор.
- На моей совести? Совести… – Он пробует слово на вкус. – Вы жили как наивные идиоты… Идиотами и умрете. – Он шагает в проход и через несколько мгновений тень поглощает его.
Мы с Виргусом смотрим друг на друга.
- Зачем ты так, Виргус?
- Зачем?! Разве ты не слышала, о чем говорил этот… Алекс?
- Слышала, но ни к чему рубить с плеча, надо разобраться…
- Ты в своем уме, подруга? Ты что, не поняла: он – убийца!
- Да, но нам нельзя без него. Мы нужны друг другу!
- А что он может для нас сделать? Чему научить? Укокошивать людей?
- А что можешь ты? – Я чувствую как во мне нарастает раздражение. – Говори за себя, Виргус! Обвинять легко, труднее предложить что-то дельное…
- Значит, ни на что дельное я не способен? – Виргус прищурился. – Ага, вот оно как… Я хотел помочь, а вы…
- Ты хотел помочь? Да не нужна мне никакая… Это я хотела вам помочь!
Он смотрит на меня долгим взглядом, соображая… потом нехорошо усмехается.
- Ну и ладненько. И чудно. Да пошли вы!..
Виргус широкими шагами направляется к коридору «Ost». Раздражение прошло, и я хочу его остановить, но… только смотрю вслед длинной нескладной фигуре.
Ни к чему.
Бессмысленно.
Стою на бетонной площадке, чувствую, как в тени замерзают руки и ноги… оцепенение распространяется по телу… а тюленеобразные твари, незаметно подкравшись, тычутся рыльцами в мое сердце.
(Чье воображение создало этот безумный мир?)
У меня в Советниках были бездушная машина и говорливый неудачник.
(В черной-пречерной комнате…)
…Лодка качается на волнах. Медленно и спокойно. Медленно и спокойно качается на волнах…
(Пора, внуча, пора).
Я делаю несколько шагов и вхожу в южный коридор…
Месье Буноff
Однако.
Выхухоль