Тигры и земляника

В хайку важно найти золотую середину между излишне натуралистичными фразами вроде «растет красивый цветок» и чересчур пафосными языковыми эффектами. Простые прилагательные и эпитеты (грустный, скучный) и названия чувств (любовь, злость) в хайку не используются. Автор не раскрывает свои ощущения, они передаются между строк. Также не используются прямые сравнения (вольный как ветер, крепкий как скала) – они не оставляют простора для домысливания.

Традиционная форма хайку – три строчки в семнадцать слогов (пять – семь – пять). Но с учетом естественных шаблонов языка их может быть больше или меньше.

Проталина окна.

Как много спешащих людей,

И все не те.

Для написания хайку полезно погрузиться в состояние легкого транса и очистить сознание. Стать своеобразным «зеркалом», отражающим мир, при этом ничего не анализируя, не объясняя и не оценивая.

Хайку – больше, чем поэзия, это способ достижения гармонии с окружающим и осознания себя частью мироздания…

- Возможно, у меня есть ключ к тому, что происходит в Зазеркалье, – сказала Элис. – Мы имеем дело с «вытесненными воспоминаниями» – если по Фрейду. Гроф называет их «СКО» – системами конденсированного опыта. Хаббард – «энграмами». А Фриц Перлз использовал термин…

- Незавершенные гештальты, – сказал я. Говорить разбитыми губами было больно.

- Да, Фиш.

- Слушайте, академики, – сказал Виргус. – Говорите, блин, по-человечески.

- Понимаешь, Виргус, – сказала Элис, – в жизни каждого человека есть события, которые остались незавершенными. Или закончились не так как хотелось, не с тем исходом. И они из сознательных воспоминаний вытесняются, убираются с глаз долой.

- С витрины на склад, – сказал Виргус.

- Верно, – кивнула Элис. – События уходят в подсознание, и вроде бы их нет. Ты не вспоминаешь. Но они живут и оказывают влияние на твою судьбу.

- Ну, более-менее… Хотя вопросы есть, – сказал Виргус. – Посему предлагаю двинуть в место, где есть холодное пиво и мягкие диваны. И там все как следует…

- В Тайный дом.

- Отличная мысль. Вставай, Фиш, хватит изображать лебедя Сен-Санса…

Мы двинулись в поисках двери и обнаружили ее прямо посреди пурпурного луга. Дверная коробка и полотно красного дерева с массивной золоченой ручкой.

- Сосредоточьтесь, – сказала Элис. – Готовы? Пошли…

- Про гештальты понятно, – сказал Виргус, когда мы подкрепились из бездонного холодильника Элис и перебрались в гостиную. – Но что с фигней типа Шекспира? Для чего нам давалась возможность блеснуть незаурядным актерским талантом?

Элис покачала головой.

- Я не знаю.

- Возможно, с помощью метафор бессознательное подсказывает как закрыть гештальты. – Я пожал плечами. – Многое неясно, но в целом идея Элис разумна.

- Ладно, допустим, – сказал Виргус и отпил пива из запотевшего бокала. – И что это нам дает? Делать-то что?

Наступило молчание.

- Мне сказали, что нужно найти дверь, – тихо сказала Элис. Виргус поднял на нее глаза.

- Хм… И мне.

Они посмотрели на меня.

Я отпил кофе.

- Мне тоже.

- Я думаю, она откроется перед нами когда мы разберемся с гештальтами. Каждый со своими, – сказала Элис.

- Да, – сказал я. – Да.

Элис поднялась с кресла и подошла к музыкальному центру. Покопалась в дисках, выбрала и вставила в CD-чейнджер. Раздался гитарный перебор и голос Шевчука:

«Побледневшие листья окна Зарастают прозрачной водой. У воды нет ни смерти, ни дна. Я прощаюсь с тобой…»

- Пойдемте на воздух, – сказала Элис. – Погода сегодня замечательная.

Мы прошли через раздвинутые створки двери, оставив их открытыми, чтобы слышать музыку.

За верандой простирался пляж – белый песок, редкие сосны и бесконечная гладь океана. Барашки волн накатывали на берег и вновь отступали. Воздух пах смолой.

Элис села на качели, растянутые между двумя корабельными соснами. Мы с Виргусом расположились на песке в тени дерева.

- Вам никогда не приходило в голову… – сказал я. – Вы не задумывались над мыслью «что останется после меня?»

Виргус усмехнулся.

- Ты говоришь как древний старик, уже собравшийся… Ах да. Ладно, замяли.

- Что останется? Солнце, небо, облака, – сказала Элис, медленно раскачиваясь, – дождь и цветы…

- Красиво, – сказал я. – Но это лирика. Все перечисленное уже было до тебя, и продолжится независимо от факта твоего существования.

«Горсть тепла после долгой зимы Донесем. Пять минут до утра Доживем. Наше море вины Поглощает время-дыра…» – доносилось из дома.

- А, ты об этом… – сказала Элис. – Думаю, после сорока лет жизни каждому есть что оставить.

- Например? Можешь ответить – что оставишь ты? – настаивал я.

- Так прямо в лоб… Ладно. – Она посмотрела на небо. – Я родила и воспитала сына. Пожалуй, дети –главное, что мы оставляем.

- Дети… Дети, которые доживут до сорока и, будучи глубоко несчастными, уйдут вслед за родителями?

- Это жестоко, Фиш.

- Я только спросил.

«Это все, что останется после меня, Это все, что возьму я с собой…»

- Я надеюсь… я знаю, что дети будут счастливее нас, – сказала Элис.