Тик-так

Алекс не слушал, пер и пер. Назревало кровопролитие, воспрепятствовать которому могло только обстоятельство из ряда вон выходящее.

И оно произошло.

Шхуну тряхнуло от носа до кормы. Повалились нагроможденные бочки, Вероника не удержалась и покатилась по полу. Аниту унесло бы вослед, но Алекс, своевременно схватившийся за брус у себя над головой, поймал ее за тунику.

Не упал и привыкший к сильной качке Карл Ильич. Не выпуская из руки оружия, он поднял голову и посмотрел на круглую дыру, словно там ему должны были показать препятствие, на которое наскочило судно.

— Что такое?

Воинственный пыл противоборствующих сторон иссяк. Фастов выскочил наверх, Максимов с Анитой тоже.

— Вот же …! — сорвалось с языка у Алекса мужицкое ругательство.

Несдержанность его была простительна. Перед шхуной покачивалась на волнах пузатая каравелла с тремя мачтами, на которых вскидывались и опадали выгоревшие на солнце паруса. Это была каравелла-редонда — из тех, на которых совершались великие географические открытия в эру Колумба и Магеллана. Ее возраст насчитывал не менее трехсот лет, причем половину этого немаленького срока она бороздила моря, брошенная экипажем. Перила на ее низких бортах обвалились, снасти истлели, обшивка изъедена и заткана плесенью. Позеленевшие, частью отвалившиеся буквы складывались в название: «С…н-Се…ас…ьян».

Корабль-призрак… В океане такие — не редкость. Они и породили знаменитую легенду о Летучем Голландце. Иногда команда покидала их в страхе перед чем-то неведомым, таящимся в малоизученных глубинах, а иногда на борту разворачивалась резня из-за недовольства командованием или из-за несправедливого распределения барыша. Так, по всей вероятности, произошло и с «Сан-Себастьяном». На его палубе валялись выбеленные дождями и ветром человеческие кости вперемежку с алебардами, мечами, аркебузами и прочими инструментами для умерщвления. Кое-где виднелись обрывки гнилого сукна и кожаная обувь.

— Дурачье! — цвыркнул меж стиснутых губ Максимов. — Поубивали друг друга…

— Почем ты знаешь? — возразила Анита. — Может, на них кто-то напал?

— Нет. Корабль не обстреливали, а клочья одежды — все на один фасон. Врагов здесь не было, они сами…

— Почему мы не двигаемся? — махнул ножом Карл Ильич. — Прилипли, что ли?

— А вы приглядитесь. Бушприт в полуюте застрял!

В переложении, понятном для людей, несведущих в моряцком деле, это означало, что наклонный шест, увенчивавший нос «Избавителя», накрепко вошел в кормовую надстройку «Сан-Себастьяна». Трухлявое дерево поддалось легко, но вот назад не выпускало, и шхуна с каравеллой, сросшись, кружились на месте, точно танцующая парочка.

Выход был один — перерубить бушприт и поддерживавшие его бакштаги. Максимов бросился за топором. В этот миг из люка выскочили Рамос и Джимба. Сами освободились или их выпустила Вероника, про которую все позабыли? Теперь это не имело значения. Важнее было то, что шансы господина Фастова на осуществление преступного замысла свелись к ничтожно малой величине.

Он тоже понял всю безнадежность своего положения. Отпрыгнул к борту, прикрываясь лезвием ножа, который в лучах клонившегося к закату солнца казался обагренным кровью.

Рамос выдернул из разбитой капитанской рубки жердину, взял ее наперевес, как пику. Прибежал Алекс с топором. Безоружный Джимба растопырил пальцы с длинными ногтями и вперился в Карла Ильича немигающим взглядом, будто хотел пригвоздить его к месту.

— Сдавайтесь, любезный Карл… или как вас там, — проговорил Максимов и поднял топор повыше. — Не то каюк вам настанет…

Шхуну и каравеллу разделяли не больше пяти аршин. Фастов глянул через плечо, наметил путь к отступлению. Рамос сделал движение жердью снизу вверх, подбил ему руку и вышиб из нее нож, который, сверкая, взлетел над палубой и воткнулся в планшир.

Карл Ильич, лишенный последнего средства защиты, прыгнул к Аните, застывшей возле бушприта, и схватил ее поперек туловища.

Алекс на миг онемел и опустил топор. Рамос и Джимба замерли, не решаясь приблизиться к рыжему, который со своей трепыхавшейся жертвой, встал на фальшборт и спрыгнул вниз.

— Нелли! — прорезалось у Максимова.

Палуба «Сан-Себастьяна» была гораздо ниже палубы «Избавителя». Фастов прыгнул неловко, выронил Аниту. Оба при падении должны были в лучшем случае сильно ушибиться, а в худшем переломать себе кости, однако сопревший настил раздался под их тяжестью, и они, пробив его, полетели еще ниже — в трюм.

— Они убьются! — Максимов отшвырнул топор и собирался прыгнуть за ними, но Рамос придержал его сзади за руку.

— Осторожно! Держите веревку!

Джимба уже приматывал конец длинного пенькового каната к бушприту. Алекс еле дождался, пока он закончит, и соскользнул на скрипевшую внизу каравеллу. Подошвы мягко вдавились в древесную гниль.

Анита не убилась. Удар о дно корабля смягчила вода, которой в трюме набралось по пояс. Здесь было достаточно светло — солнце проникало сквозь многочисленные трещины и проломы в бортах и палубе. Удивительно, что при наличии таких прорех каравелла все еще держалась на поверхности и не затонула.