Тик-так

Анита вскрикнула. Доплывший до нее Максимов придержал ее за талию, чтобы не упала. Карл Ильич-Павлович напоследок погрозил им кривым пальцем и ухнул лицом в воду. Мелькнул выперший из его спины острый конец меча, затем мутные слои сошлись и поглотили тело самоубийцы.

Раздумывать над причинами его поступка было некогда, трюм затопило уже не две трети. Алекс помог Аните слезть с бочки, и они оба пустились в путь к корме, навстречу Джимбе и Рамосу. Те видели, что безумец погиб, но это не означало, что опасность миновала. Рамос углядел в полумгле лестницу, ступил на нее и тут же обвалился вместе с перекладиной.

— Нам не выбраться! — выплюнул он вместе с набравшейся в рот водой.

— Выберемся! — Максимов отнял у долговязого скелета алебарду и проломил в обшивке еще одну дыру.

— Что вы делаете?!

— Спасаю всех нас! За мной!

Он в два приема расширил отверстие, бросил алебарду и выплыл наружу, увлекая за собой совершенно обессилевшую Аниту. Она едва не захлебнулась, но он вытолкнул ее из воды и несильным шлепком по щеке привел в чувство.

— Дыши!

Они очутились в своеобразных тисках: справа была шхуна, а слева — погружавшаяся на морское ложе каравелла. Вода уже захлестывала ее палубу. При этом бушприт «Избавителя» по-прежнему торчал в полуюте, трещал, но не ломался. И шхуна мало-помалу кренилась на нос, опускаясь вместе с «Сан-Себастьяном».

Из трюма выплыли Рамос и Джимба.

— Надо… туда! Наверх! — прохрипел мексиканец. — Обрубить…

Алекс предпринял попытку уцепиться за борт шхуны, но руки съезжали, не находя выступов. Тогда он повернулся к каравелле, впился в ракушки, усеявшие обшивку. Подтянулся, выбросил вверх руку, чтобы схватиться за обломок перил.

Хрустнуло — вывалилась державшаяся на честном слове доска, и Максимова волной смыло обратно в море.

— Не могу… Не получается…

Что не получилось у него, цивилизованного белого человека, то сумел сделать Джимба. Он словно ящерица взобрался по испещренному борту каравеллы, ничего не сломав и не обрушив, оттолкнулся от уже залитой водою палубы и повис на бушприте. Перебирая руками, перелез по нему на шхуну. Ее нос был низко наклонен, а корма приподнялась на целый фут над морем.

— Руби! Руби! — заплескал руками Максимов.

— Нет! — оборвал его Рамос. — Нельзя! Каравелла утонет и потянет нас за собой…

Действительно, наполненный до краев «Сан-Себастьян» держался исключительно за счет сцепки со шхуной. Если бы бушприт сейчас обломился, судно, помнившее еще конкистадоров Кортеса и Писарро, камнем пошло бы на дно вместе с находившимися в непосредственной близости пловцами.

Джимба принес веревочную лестницу и спустил ее с борта. Алекс подсадил Аниту, и она стала подниматься. Лестница из-за неправильного положения шхуны висела криво, ее мотало на ветру, шершавые перекладины больно драли кожу на ладонях. Анита едва не сорвалась. Джимба вытянул длинные руки и вытащил ее на палубу, как репу из грядки.

А в воде завязался спор между Рамосом и Максимовым: кому лезть во вторую очередь. Каждый проявлял тактичность и уступал лестницу другому. Что-то похожее происходило утром между Алексом и ныне покойным японцем, когда бились с акулами.

— Совсем голова дурная? — крикнул им сверху Джимба. — Шхуна ломается, потонем все из-за вас!

Алекс приложил Рамоса трехэтажным русским матом, которого тот не мог понять, и взялся за вихлявшуюся лестницу. Со всей возможной поспешностью взобрался на палубу, где его ждала Анита. Мексиканец, довольный тем, что вышел победителем из джентльменского состязания, влез последним, втянул лестницу и схватился за топор.

Корма шхуны поднималась все выше, наклон палубы составлял уже градусов тридцать, на ней трудно было устоять. Рамос, не дожидаясь, пока суденышко, и без того потрепанное, расколется надвое, ударил топором по бушприту. Джимба раздобыл где-то второй топор и встал с другой стороны. Вместе они в минуту перерубили прочное дерево и освободили его от такелажа.

Шхуна словно сбросила с себя неподъемный груз. Корма обрушилась в воду, которая взлетела рассыпчатым хрустальным столбом и окропила палубу до самого носа. Корабль закряхтел, заскрежетал, паруса на грот-мачте заполоскались, потеряв ветер.

Откуда-то из-за развалин кубрика выползла на четвереньках Вероника. Никто не стал пенять ей, что она укрывалась там, пока бесновался рыжий Карл, теперь уже упокоившийся в трюме «Сан-Себастьяна». Рамос поймал рукояти бешено крутившегося штурвала и увел «Избавитель» от каравеллы, предоставив ее самой себе.

С оконечностью бушприта, торчавшей из полуюта, она мигом погрузилась по нижние реи, но и в таком положении не задержалась. Разыгравшиеся волны накатывали со всех сторон, кружились пенистые завитки. Еще немного — и море поглотило ее.

Глава девятая 19:00–22:00