Тик-так

— Ничего… меня так просто не возьмешь! — пробулькал кто-то рядом.

Подняв фонтан, из воды вынырнул Карл Ильич. У него откуда-то взялся ржавый, весь в зазубринах, но вполне годный для боя меч. Анита, отступив к шпангоуту, осмотрелась. В трюме в былое время тоже кипели страсти: кругом лежали скелеты, некоторые сжимали в фалангах пальцев рукояти мечей и сабель. А поодаль стояли бочонки, с двух или трех были сорваны крышки, и Анита разглядела слитки желтого металла. Золото! Вот из-за чего вспыхнуло побоище, сгубившее экипаж.

Несмотря на дыры и гулявшие сквозняки, воздух в трюме был спертым, дышалось трудно. По дну каравеллы ползали крабы, копошились омерзительного вида слизни, а все, что располагалось над уровнем воды, обросло бурым мхом. Однако Аните было не до особенностей интерьера, она не спускала глаз с Фастова, который фехтовал мечом, аки заправский тамплиер, и подходил все ближе и ближе.

— Что, Анна Сергеевна, страшно? Я вот приколю вас сейчас, как бабочку, к переборке — и душа ваша прямиком в облака вознесется… Хотите?

— Не хочу, — по-честному призналась Анита.

Главное, потянуть время. Алекс и остальные не замедлят, подоспеют. Надо только дать им возможность подобраться к невменяемому Фастову и обезвредить его. А то, что он невменяемый — спору нет. Сразу припомнились припадки ярости, которые прежде накатывали на него… Эх, сделать бы вовремя правильные выводы! Сама прошляпила, сглупила…

— Скажите… а чего ради вы убивали? Вам это доставляло удовольствие?

Так себе вопросец. Он вызвал у Карла Ильича озлобление, которое, к счастью, не обернулось ничем непоправимым. Он лишь ускорил шаг, оттесняя Аниту в глубь трюма, и заговорил гневливо:

— Удовольствие? Я не из Бедлама сбежал… И нечего на меня таращиться! Я же вижу: вы мне уже диагноз поставили… А я… Если хотите знать, у меня идейные соображения были!

— Идейные?

— Именно! Я вам солгал… самую малость… Я не обычный дворянин, я царственный отпрыск! Незаконнорожденный сын императора Павла Петровича. Братья мои на меня облаву учинили, боялись, что я на российский престол посягну. Гоняли меня, как лисицу, по полям, по лесам… Потому я и за кордон рванул. Искал приюта и поддержки. Весь свет исколесил: Англия, Африка, Австралия, Япония, Америка… Никто меня нигде всерьез не воспринял, отовсюду турнули, словно шавку приблудную. Тогда-то я и решил мстить! Вы не задумывались, почему на шхуне столько разных наций собралось? Это я их присмотрел, еще на берегу… И Руэде присоветовал. Он купился, олух… А я их по одному — в ад… За все свои обиды, за поругание!

Судьба уже сталкивала Аниту с самозванцами, в том числе с теми, кто записывал себя в сыновья императора Павла. Господин Фастов (будем пока именовать его так, хотя в подлинности означенной фамилии, равно как и имени-отчества, возникают здоровые сомнения) был не из самых искусных. Начать с того, что внешностью — формой лица, цветом волос и глаз — он не походил на представителя рода Романовых. Да и было ему от силы лет сорок, а Павел Петрович убиен бысть уж более полусотни лет назад. Ложь, сплошная ложь… Что взять с душевнобольного?

Выслушивая бредятину насчет гонений и поруганий, Анита посматривала поверх головы Фастова. Алекс уже заглядывал в пролом, а в соседних пробоинах виднелись физиономии Джимбы и Рамоса. Давайте, дорогие, делайте что-нибудь!

— Я вам сочувствую, — заверила она рыжего, подступившего к ней так близко, что он мог пронзить ее мечом насквозь. — Но я вас не притесняла…

— Вы откуда? Из Испании? О, там я тоже был, и меня позорно изгнали! А муженек ваш — чистопородный русак… Ненавижу!

Он вскинул меч, задев клинком просевшую палубу. Анита мысленно попрощалась с жизнью, но удар обрушился не на нее, а на стенку трюма. Потерявший разум Фастов принялся рубить корпус каравеллы. Истончившиеся, прохваченные тленом доски крошились, как коржи из печеного теста. В трюм полились водопады, они стали резво затапливать нижние отсеки корабля.

Максимов, видя, что срок для выстраивания планов по захвату Фастова упущен, спрыгнул вниз и ушел под воду с головой. Вынырнув, он вплавь устремился к Аните, которая взобралась на бочонок с золотом и балансировала на нем, держась за скользкую балку. Примеру Алекса последовали и Джимба с Рамосом. Теперь все трое плыли наперегонки.

А Карл Ильич, или, по его собственной версии, Павлович, все громил и громил несчастный парусник, открывая доступ новым потокам. Каравелла, имевшая дотоле осадку футов в пятнадцать, просела еще на три или на четыре. Близилась катастрофическая развязка.

Неожиданно Фастов прекратил варварский разгром и, повернувшись к Аните, уставился на нее большими и холодными, как оловянные пуговицы, глазами. Он раскорячился между бочками, вода доходила ему до груди.

— Так-то, Анна Сергеевна… — проговорил он каким-то чужим голосом, после чего взялся за эфес меча двумя руками и всадил клинок в себя.