Читаем Тихая сказка (СИ) полностью

Локи смотрит на него, затем на карточку, что зажата меж указательным и средним пальцами. Затем снова на него. Уже хочет приоткрыть рот и сказать что-нибудь, но…

Что тут скажешь?.. Что тут можно сказать? Он думал, отец его выпорет, думал, запрет в комнате, уничтожит тоном/взглядом. Он думал, папа жестко, но успокоит, поставит мозги на место, найдет новое решение и новый выход.

Он думал, что все будет не так. Наоборот. Он думал, что папа его любит, а отец…

Отец отдал за него приданное его истинному. Отец отдал его самого почти незнакомому альфе, поняв, что он, Локи, будет под защитой и в порядке. Отец…

Тор печально улыбается, негромко говорит:

— Он сказал, что ты можешь звонить ему, если вдруг что-то случится и потребуется помощь.

Выражение лица альфы, его альфы, расстроенное, но все же спокойное. Мягкое. Локи приоткрывает губы, распахивает глаза, и Тор видит, как они наполняются слезами. Вздыхает.

— Она будет пока что у меня. Как только захочешь забрать, сразу же заберешь, хорошо, детка?.. — он не ждет ответа, прячет кредитку, а затем отворачивается к выходу. Невесомо кидает: — Выходи, я хочу кое-что тебе показать.

Локи зажмуривается и тянет ладонь к губам, запечатывая их, стараясь не пропустить наружу, в огромный/болезненный/настоящий мир, ни звука. Ему требуется несколько мгновений, чтобы собраться. Он видит сильного, спокойного и стойкого Тора, он понимает, что ему нужно взять себя в руки. Вновь взять себя в руки.

Лес поражает своей красотой; близится лето, весна уже почти кончилась, и поэтому все невероятно зеленое и прекрасное. Он отвлекается. Он разглядывает деревья, несет плед и изредка смотрит на широкую, сильную спину своего альфы. Теперь он уже не сомневается, но лишь из-за того, что внутри, в голове и в груди, так возмутительно пусто. Так безнадежно пусто.

Накатывает апатия. Состояния сменяются слишком быстро и незаметно.

А они выходят к озеру. То чистое-чистое, почти что кристально прозрачное. Локи видит дно, видит зеркальную поверхность воды, видит пустые пляжи вокруг. Но Тор не остается у воды, Тор сворачивает в полностью противоположную сторону, к еле заметной, малюсенькой тропинке.

У Локи все еще нет слов, но неожиданно появляются мысли. Он завороженно стоит у берега, обернувшись, тут же срывается следом за альфой. Куда тот ведет его? Что они будут делать? И что в той спортивной сумке, которую несет Тор? Неужели вещи? Неужели ему удастся искупаться?

Вопросы расцветают внутри его головы, заполняют пустоту, и омега спешит, спешит следом за своим истинным. Резко оказывается на пригорке, что уходит в воду средней высоты обрывом. Тор уже стоит на краю, проверяет почву. Сверху нависают ветви разлапистого, высокого дуба.

Локи роняет плед, медленно обалдело осматривается, бредет к краю. Все, что вокруг, — и цветение, и зелень, — завлекает так сильно, что он чуть не летит в воду. Хорошо еще Тор успевает перехватить поперек груди и оттащить назад.

— Ну-ну, думаю, для начала тебе надо бы раздеться, детка… Одежда потом век будет сушиться, знаешь же. — теплые губы целуют в шею, перебегают к местечку за ухом. А затем ладонь легонько шлепает его по ягодице. Омега отскакивает, замечая хитрую усмешку. — Я взял тебе запасное белье. Надеюсь ты умеешь плавать?..

Локи закатывает глаза и фыркает. Вскинув голову, гордо проходит мимо альфы. Слов все еще нет, но он отдаляется от этой болезненной трагедии, он отходит, он отворачивается. Он видит Тора, срывается с места, бежит… И Тор прячет его в своих объятьях, Тор отвлекает.

Локи стягивает рубашку через голову, расстегивая лишь пару верхних пуговиц. Его кожа бледная, будто чистый холст из мрамора, и он лишь надеется, что уже достаточно поздно, а солнце конца мая еще недостаточно обжигает. Он расстегивает джинсы.

Где-то рядом одеждой шуршит альфа. Расстилает плед, переносит сумку с вещами ближе, скидывает рядом телефон и бумажник. Он не пялится, не тянется руками к телу омеги, а просто-напросто занимается своими делами. Неторопливо, спокойно.

Это все еще цепляет. Цепляет то, как Тор не боится потерять его. Как он доверяет, как не теряет голову, держа себя в узде. Локи складывает одежду аккуратно, проходя мимо, мажет кончиками пальцев по сильной, широкой и теплой спине. Он почти готов к тому, что потеряет боксеры, когда войдет в воду. Он почти готов к тому, что не станет выныривать.

Тор откликается, но молча. Бросив сложенную толстовку на плед, выпрямляется, поворачивается, оборачивается ему вслед. Локи идет вперед, вперед… Под ногами мягкая, зеленая трава и редкие островки песка. Он замирает на самом краю, затем оборачивается.

Он склоняет голову на бок и не улыбается. Он не уверен, что еще хоть когда-нибудь сможет улыбнуться.

Тор смотрит нежно, печально и все же счастливо. Радуется, что все решилось/закончилось, радуется, что больше не придется проходить через это.

Его бровь взлетает чуть вверх, будто бы хитро интересуясь что же омега будет делать дальше. Затем в глазах мелькает удивление/легкая паника, но лишь на миг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Музыка / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары