Читаем Тихая сказка (СИ) полностью

— Запах? — и тут Тор впервые спотыкается. Хмурится на мгновение, затем поджимает губы. Альфа напротив, конечно же, замечает заминку. Лениво, но все же настороженно вскидывает бровь.

Тор отвечает:

— Темные соляные пещеры и свежий воздух полуночи.

Отец Локи хмыкает, но все же кивает. Не то чтобы он тоже когда-то мог почувствовать этот запах, но все же после течек своего ребенка, раскладывая его «вонь» на составные, он бывало тоже определял что-то похожее.

Докурив сигарету, альфа кидает окурок на асфальт, затем тушит его носком строгого, черного ботинка. Больше не закуривает. Медленно, будто нехотя, спрашивает:

— Он хорошо спит?..

Тор чуть склоняет голову к плечу, затем отвечает:

— Он провел в моей квартире всего одну ночь и спал в отдельной постели, но криков я не слышал. Сегодня утром он выглядел выспавшимся.

— Хорошо. — отец кивает, поджимает губы и, наконец, делает шаг. Где-то за углом дома раздается звук грохнувшейся с третьего этажа сумки, но никто из них двоих не срывается с места. Альфа ловким движением вытаскивает из заднего кармана платиновую кредитку. — Узнаю, что ты держишь его у себя насильно, яйца вместе с узлом отрежу. Здесь достаточно средств, чтобы он был обеспечен и тебе не пришлось его содержать. Пароль — дата его рождения. Если что-то понадобится, у него есть мой номер.

Все еще коротко и четко. Тор подхватывает карточку, вытащив из заднего кармана бумажник, сразу кладет ее внутрь, чтобы не потерять. Он не собирается кричать о взрослости и самодостаточности, раскидываясь неизвестной ему суммой. Это забота и деньги Локи. Разбираться с ними будет один лишь он.

Альфа хмыкает, похоже, каким-то своим мыслям, затем отступает на пол десятка шагов. Из-за угла уже выносится Локи. Его лицо бледное, ошарашенное, заплаканное. Заметив отца, глаза тут же перебегают на целого, здорового Тора. И омега вздрагивает, срывается на более быстрый бег. Сумка в его руках тяжелая, громоздкая, но он бежит, задыхается от избытка слез/недостатка воздуха. Оказавшись уже совсем рядом, Локи попросту бросает сумку у самого бордюра, а затем бежит дальше.

Он врезается в своего альфу, уже почти что рыдая на его груди, но все же превозмогает себя. Превозмогает ком в горле, превозмогает текущие слезы, превозмогает боль.

Он вцепляется в толстовку Тора пальцами, вцепляется намертво. Он кричит:

— Не отдам!

Тор обнимает его поверх сразу, по факту и на автомате. Все еще спокойно и невозмутимо смотрит на альфу, на отца своего истинного. Тот хмыкает, а затем кивает. Пока Локи рыдает в его толстовку, трясется в его руках и жмется так невероятно близко, его отец просто кивает Тору. Развернувшись, возвращается в дом.

========== Глава 5. ==========

Он сидит, смотрит в окно и все еще изредка всхлипывает. Голова такая пустая, в виске все еще пульсирует боль, даже не смотря на принятую таблетку. Локи не знает, куда они едут просто потому, что не разбирает дороги. Слез нет, он просто не видит. Ничего не видит. Ничего не чувствует.

Они едут уже черт знает сколько, возможно, несколько часов, возможно, всего пару минут. Они уже успели остановиться у какого-то мини-маркета, Тор уже успел сходить, купить чего-то. Омега так и сидел в машине все это время: поджав ноги, обняв колени руками и смотря вперед. Только вперед.

Иногда он думает над тем, чтобы заговорить, извиниться перед альфой за весь этот бедлам и за собственные слезы, но затем понимает, что язык мертв. Его распухший сухой язык мертв. И он забыл слова. Он забыл все.

Он ничего не помнит. Он ничего не знает.

Не знает и не может думать ни о чем, кроме собственного папы, который ненавидит его. Кроме собственного отца, который… Который…

Он медленно поворачивает голову, осматривает профиль альфы, находящегося рядом, осматривает его сильные руки, сжимающие руль. Он не может собраться с мыслями, вроде бы понимает, что едет, что все вещи и документы уже у него, но вокруг будто туман. Вязкий, липкий.

Омега говорит:

— Мой отец…

Нет возможности подобрать нужное слово. Слез тоже нет. Он все еще смотрит на Тора, тот понятливо кивает. Прежде чем ответить медлит, потому что неожиданно сворачивает на обочину. Тормозит, паркуется глубже/ближе к кустам. Вокруг пролесок, похоже, альфа завез их в городскую парковую зону.

Но это не кажется Локи важным. Уже ничто не кажется важным.

Важность исчезла, когда полчаса назад от него отказался папа. Важность потеряла весь свой смысл, когда полчаса назад оказалось, что сегодня и всегда отец любил его.

Если бы не любил, не отпустил бы, ударил бы, на Тора тоже кинулся, да и из дома…не выпустил бы. А оказалось что… Его отец любил его. Не показывал этого, но все же любил его.

Как странно.

Тор садится немного ровнее, начинает:

— Да, мы поговорили немного. Он поспрашивал, что я из себя представляю. Не уверен, что остался доволен, но… Ох, точно. Я вспомнил. — альфа вытаскивает ключ зажигания, а затем тянется к бумажнику. Неторопливо и спокойно вытаскивает кредитку. — Он сказал передать это тебе, чтобы мне не пришлось тебя обеспечивать, детка. Пароль — дата твоего рождения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Музыка / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары