В эти трудные для меня часы требовалось принять важное, единственно правильное решение. И чем больше я над этим думал, тем яснее мне становилось, что именно я должен был сделать. 5 ноября я послал Дьюлу Вете и Ласло Томана на поиски более надежного для нас жилья, чем отель «Беке».
К вечеру они вернулись с хорошим известием. Не знаю каким образом, но они добились того, что мы все трое спокойно могли на какое-то время обосноваться в больнице «Рокуш».
Однако попасть туда оказалось все же непросто. Пришлось пробираться до больницы короткими перебежками, прижимаясь к стенам домов. Самым тяжелым участком оказался квартал, расположенный между улицей Доб и проспектом Ракоци. На улице Доб нас просто-напросто обстреляли, а проспект Ракоци вообще был похож на поле боя. Но уж раз мы рискнули, делать ничего иного не оставалось.
Пребывание в больнице «Рокуш» я не забуду до конца своих дней. До сих пор удивляюсь мужеству и стойкости врачей и медицинских сестер больницы, которые, забывая о себе, ухаживали за ранеными.
Однажды, а произошло это 7 ноября, в коридоре хирургического отделения появилась группа мятежников.
— Где тут русские? — спросили они. Их вопрос не предвещал ничего хорошего.
— Здесь только раненые. Вы понимаете? Раненые, национальность которых не имеет для нас никакого значения! — Эту фразу произнес профессор Кубани. Услышав шум, он вышел из операционной в перепачканном кровью халате и попытался утихомирить бунтовщиков.
— Коммунисты и русские — это не люди! — нагло выкрикнул главарь мятежников, мужчина средних лет, с заросшим щетиной лицом и квадратным подбородком.
Он ткнул профессора дулом автомата в живот, держа указательный палец на спусковом крючке. Все мы понимали, что жизнь профессора в тот момент висела на волоске. Так же, как и жизнь раненых советских солдат, что оказались в больнице. Если эти бандиты ворвутся в палату, они перестреляют всех раненых, которые окажутся невенграми.
Нужно было что-то предпринять, и притом немедленно.
— Послушайте, дружище, — заговорил я, подойдя к главарю и сунув ему под нос свой австрийский паспорт. — Как видите, перед вами австрийский журналист. Вот, читайте: журналист. Мои друзья, тоже журналисты, к тому же не венгры по происхождению, как я сам, а немцы. Хорошо же вы будете выглядеть, если во многих газетах появятся заметки, в которых будет говориться о том, что ваша революция является отнюдь не очищающей, а скорее кровавой и жестокой.
Бандит с недоверием посмотрел на меня и перевел дуло автомата с профессора на меня. Нижняя губа у него дергалась то ли от нервного тика, то ли от гнева и злости. Я невольно подумал, что мне пришел конец. Бандит вырвал из моей руки паспорт и начал внимательно его рассматривать. К моему счастью, он увидел в нем несколько западногерманских, швейцарских, французских и других виз. Это, видимо, и отрезвило его. Опустив дуло автомата к полу, он пробормотал:
— Русские — не люди, но вы о нас все равно ничего плохого не пишите, а сюда мы еще вернемся.
— К сожалению, мы вынуждены будем оставаться здесь до полного окончания боев, — поспешно произнес я.
— Не беда, — махнул рукой бандит, — мы все равно победим!
Когда мятежники удалились, все с облегчением вздохнули. Не знаю, что чувствовал в тот момент профессор Кубани, а я еле стоял на ногах от внезапно охватившей меня слабости.
Мятежники, наводнившие в те дни столицу, настолько обнаглели, что спокойно убивали и грабили кого им только заблагорассудится. В этом мы убедились в первое же утро, когда, выглянув из окна больницы, которое выходило на универмаг «Корвин», увидели нескольких типов, которые оттаскивали к стене чьи-то трупы. На этот раз убитые были в гражданском, на их лицах были видны следы жестоких побоев.
— Кто занимается такими вещами? — задал я далеко не умный вопрос, как будто этим мог воспрепятствовать всему бесчеловечному и жестокому. Скорее всего, я произнес его для самого себя, как бы в защиту собственной личности.
— Сторонники Дудаша, что засели в здании редакции газеты «Сабад неп».
Но спине у меня пробежал мороз.
Йошка Дудаш! Тот самый, который был моим связным и моим боевым товарищем в борьбе против гитлеровцев! Тот самый, который после освобождения столицы советскими войсками в числе первых пришел на завод и возглавил его работу!
Вот тебе и друг называется! Вот так сюрприз преподнесла мне судьба! Невольно возник вопрос, каким образом человек мог пасть так низко?
Я понял, что мне следует избегать встречи с ним. Приехав в Будапешт, чтобы повидаться с руководителями партии мелких сельских хозяев, я сильно рисковал, но встреча с одержимым террористом-маньяком Дудашем, прославившимся своей жестокостью, отдававшим направо и налево приказы убивать, была более чем опасной. Она могла закончиться для меня только смертью. Уж к кому-кому, а к Дудашу-то наверняка попали бумаги из секретных архивов органов государственной безопасности.
С этого момента я должен был по-настоящему скрываться.