Вернувшись, в Вену, я сразу же установил связь с Ференцем Надем — написал ему письмо, в котором сообщил только самые необходимые сведения.
Вскоре я получил от него телеграмму следующего содержания:
«Пришли авиапочтой письменное донесение. Я счастлив, что ты вернулся».
Однако обращаться к услугам почты мне не пришлось. Неожиданно в Вене появился мистер Хазельтин и от имени Ференца Надя потребовал, чтобы свое сообщение я вручил ему. Таким образом, к адресату мое сообщение попало только через две недели. Прежде чем оказаться в руках Ференца Надя, оно побывало у Джимми, хорошего друга Надя, ответственного сотрудника ЦРУ, который внимательно его изучил, просветил, дешифрировал и, что самое главное, тщательно разобрал каждое предложение.
Должен сказать, что я послал хорошо отредактированное донесение. Прежде чем сделать это, я много раз обдумал каждую фразу, зная, что проверка предстоит самая изощренная. Описал я и встречу с Белой Ковачем, правда, намеренно умолчав о его опасениях. Мне хотелось как бы подвести Ференцу Надю коня, на котором он мог бы с гордостью восседать. Хотелось подбодрить Надя заявлением (которое на самом деле не было сделано, но которое так хотелось получить Ференцу Надю) авторитетного Белы Ковача и тем самым поднять его на новую, более высокую ступень в его политической эмиграции.
Об успехе этого моего маневра я узнал много позднее из письма бывшего государственного секретаря по делам юстиции Золтана Пфейфера, которое было датировано 8 мая 1957 года. Член «Венгерского национального комитета» писал по этому поводу:
«К сожалению, не кто иной, как ты, вложил в руки Ференца Надя самый большой «воздушный шар» для его беспричинного вознесения…»
Может возникнуть справедливый вопрос: зачем я это сделал? Ответить я могу так: прежде всего потому, что поддерживал с ним тесную связь. Его вознесение, говоря словами Пфейфера, одновременно означало и укрепление моих собственных позиций. Помимо этого Бела Варга, бывший председатель партии мелких сельских хозяев, избранный на первых после освобождения страны выборах в Национальное собрание его председателем, играл, как говорят, первую скрипку.
А Ференц Надь в известном смысле был как бы оттеснен на задний план. С моей же помощью он одним махом взлетел вверх, что, видимо, должно было вызвать определенное напряжение в эмигрантских кругах. И наконец, я втайне надеялся на то, что прибывавшие члены «Крестьянского союза» поднимут Ференца Надя на свой щит и тогда, возможно, удастся создать нечто подобное контрсоюзу. А располагавший широкими связями в Америке Ференц Надь смог бы оказать мне большую помощь.
Таким образом, я разработал стратегию собственных действий.
Руководствуясь этой стратегией, я провел первую «военную операцию» 12 ноября 1956 года, то есть спустя трое суток после возвращения в Вену, а заключалась она в том, что я начал делать все возможное, чтобы оторвать Ференца Надя от «Венгерского национального комитета». Сегодня, спустя десятилетия, я считаю тактически правильным тот шаг, который я сделал, когда послал ему письмо следующего содержания: