Между моими ногами начало пульсировать нарастающее давление. Я покачивала бедрами, отчаянно желая облегчить боль, нарастающую внутри меня. Когтистая потребность. Это было так невероятно приятно, и я не могла вспомнить, когда в последний раз испытывала удовольствие — чистую радость или счастье. Дофамин одурманил меня, отбросив все мысли о самосохранении или стратегии.
Если это было мое наказание, я с радостью его приняла.
Все это не имело смысла, но мне было все равно. Я просто хотела большего.
Когда он поднял мой тонкий пижамный топ и его рот сомкнулся на моей груди, я подумала, что мир может остановиться. Это объяснило бы головокружение. Я чувствовала себя в свободном падении, не понимая, в какую сторону — вверх или вниз.
Как далеко он собирался зайти? Было ли мне все равно?
Нет. Не совсем. Он был моим женихом, верно? И мне было так хорошо. Разве я не могу чувствовать себя хорошо для разнообразия?
Коннер лежал рядом со мной, одной большой рукой проводя по моим ребрам, по бедру, затем к бедру, где он побудил меня раздвинуть ноги. Я не сопротивлялась, но мое сердце начало колотиться в груди. Часть моего тела, к которой никогда не прикасался мужчина, теперь была открыта для него, защищенная лишь тонким слоем хлопковой ткани.
Его взгляд оставался прикованным к тому месту, где он коснулся меня, его рука медленно ласкала внутреннюю часть моего бедра все выше и выше, но остановилась совсем рядом с тем местом, где мое тело кричало о его прикосновении.
— Скажи мне, что это мое. — Он просунул один палец под эластичный край моих трусиков. — Скажи, что ни один мужчина не прикасался к тебе здесь. — Его голос был неровным, как край скалы, грубым и несдержанным. Когда его глаза, наконец, вернулись к моим, я задохнулась от яростной потребности, которая смотрела на меня в ответ. Как будто последние остатки его человечности держались на волоске.
Завороженная своим воздействием на него, я кивнула. — Никаких других… только ты, — прошептала я.
Страх внезапно пронзил мои вены ледяным потоком.
Я не волновалась, что он причинит мне боль — во всяком случае, не физическую. Меня беспокоило мое сердце. Как я могла сдерживать свои эмоции, когда присутствие Коннера было таким всепоглощающим? С ним все было просто, и в первую очередь секс.
Мои губы разошлись, чтобы возразить, но его рука накрыла мой рот, его голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, а на губах играла коварная улыбка.
Затем в моем мозгу произошло короткое замыкание, когда его другая рука скользнула под трусики и коснулась моих складочек. Я не помнила своего имени, не говоря уже о том, что я планировала сказать. Не тогда, когда один длинный, обжигающий палец погрузился в меня, затем распространил мое возбуждение до клитора и обратно вниз. Я уже извивалась от более сильной потребности, чем когда-либо прежде. От его прикосновений я едва не увидела звезды.
Прижимая одну руку к моему рту, Коннер ласкал меня щедрыми, соблазнительными движениями, возбуждая и дразня мою беспокойную плоть. Мое тело выгибалось и просилось навстречу его движениям. Когда моя грудь выпятилась вперед, поднимая спину с кровати, он провел зубами по соску. Укус послал электрический импульс прямо к моему клитору, как пламя, пожирающее фитиль. Когда искра достигла моей сердцевины, мое тело воспламенилось от ослепительного удовольствия.
В тот самый момент, когда жидкая эйфория поглотила меня, Коннер в нужный момент убрал руку от моего рта, чтобы позволить вырваться моему животному крику освобождения. Как будто энергия внутри меня была слишком велика, чтобы сдерживаться, и вырвалась наружу в виде звука, а Коннер привел все это в движение, точно зная, что произойдет.
Крик эхом отдавался в моей голове, заглушая даже неровное дыхание и колотящееся сердце.
Осознание и паника прогнали остатки моего оргазма, как злые собаки, почуявшие зайца.
— Что ты наделал? — вздохнула я, широко раскрыв глаза.
Комната Санте была рядом с моей. Мог ли он проспать мой крик?
Я держалась совершенно неподвижно, мои легкие даже не осмеливались сделать вдох.
В коридоре скрипнула дверь. Санте.
Я пришла в движение, отпихивая Коннера от себя. — Ты должен уйти. Ты должен
— Обещай мне, что не пойдешь завтра, — потребовал он без малейшего намека на раскаяние.
Если бы я не была так подавлена тем, что Санте услышал меня, я бы пришла в ярость, но мои мысли были слишком рассеяны, чтобы эмоции могли взять верх.
— Ты должен уйти,
— Эм? Это была ты? — тихо позвал Санте через дверь.