Тихие Клятвы (ЛП)

Из коридора донеслось громогласное проклятие, прорвавшее напряжение и вырвавшее мое сердце прямо из груди. Я вскочила на ноги, узнав голос Санте. Только рокот его продолжающихся проклятий, приближающихся все ближе, сдерживал панику.

— Ты в порядке? — позвала я, услышав, как мой брат вошел в кухню.

— Да, только рука, — проворчал он в ответ. — Умберто случайно зацепил мои пальцы дверью. Просто случайность, но больно до жути. Возможно, я сломал палец.

В столовую доносился стук двери морозильника и шуршание в ящике со льдом. За все это время папа не пошевелился ни разу. Я посмотрела на него, перевела взгляд на телефон и вернулась к нему, успев уловить проблеск злости в его глазах.

Он сделал это.

Он причинил боль Санте — своему сыну и наследнику — в качестве послания мне.

Мне хотелось извергнуть рвоту на белоснежную скатерть. Какая-то часть меня надеялась, что он на самом деле не так безжалостен, как я подозревала, но он успешно разрушил это заблуждение. Фаусто Манчини был чистокровным монстром.

Моя челюсть сжалась от возмущения в желудке, и внезапно возникло желание обрушить поток оскорблений на моего жалкого отца. Я не могла позволить ему увидеть, как во мне кипит вызов. Если бы он хоть раз заподозрил, что я действую против него, я не могла бы предсказать, что он сделает.

— Возможно, будет лучше, если ты подождешь в своей комнате, пока тебя отвезут. Это даст тебе время подумать о шаткости твоего нынешнего положения. — Не слишком деликатный приказ, но я была рада его выполнить. Я хотела только одного — навсегда избавиться от его ядовитого присутствия.

Час спустя я скользнула в серый Mercedes Кейра Байрна. Я практически вытащила его из дома после того, как Умберто впустил его. Отец исчез, и у меня не было желания ждать и рисковать неловкой встречей. К счастью, Умберто не стал спорить, когда я убежала с нашим гостем, а Кейр благоразумно подождал, пока мы сядем в машину, чтобы задать вопросы.

— Считай меня сумасшедшим, но разве ты не была немой только вчера? — спросил он, даже не глядя в мою сторону.

Я глубоко вздохнула, расслабляясь на кожаном сиденье с каждым поворотом колес, уносящим меня все дальше от дома. — Да, это немного дико, но прошлой ночью мне приснился кошмар, который привел к крику. Казалось, что я сорвала голос. — Я пожала плечами.

— Звучит как повод для праздника. — Его глаза смотрели на меня, в них отражался острый ум.

У меня возникло странное чувство, что он ничуть не удивлен, как будто он уже знал. Рассказал ли ему Коннер? Похоже, они были скорее соперниками, чем доверенными лицами, но что мне было знать? Эти ирландцы были такими загадками.

— Это было неожиданно, конечно.

Он надел черные солнцезащитные очки, которые опускались по бокам и служили барьером между нами. Не то чтобы это имело большое значение. Его глаза были скорее зеркалами, чем окнами. Все в нем, казалось, было создано для того, чтобы скрыть и запутать, как в трехмерных картинках, где нужно скосить глаза, чтобы увидеть скрытое изображение. Он был миражом и иллюзией, одетый в темные джинсы и кожаные ботинки. Его обтягивающая футболка открывала множество разноцветных татуировок, которые резко контрастировали с его жестко контролируемой личностью — еще один кусочек головоломки викинга. Мне было интересно, видел ли кто-нибудь когда-нибудь полную картину.

— Знаешь, не так много людей могли бы надавить на моего отца, как ты, возражая против его просьбы отправить с нами одного из его людей. — Мне было любопытно. Достаточно для того, чтобы я решилась задавать вопросы.

Кейр ухмыльнулся. — Я не спорил; я просто не перечил. Ты никогда ничего не получишь в этом мире, если не будешь за это бороться.

— Из этого следует, что ты не хотел, чтобы Умберто был с нами. Почему это имело для тебя значение?

— Разве это не очевидно? — спросил он. — Я хотел, чтобы ты была одна. — Его взгляд переместился на меня, а затем вернулся к дороге.

Мой желудок нырнул и покачнулся, как будто мы совершили крутой поворот. Кейр ответил на мой вопрос, одновременно оставаясь туманным. В основании моего позвоночника зародилась тревога.

— Ты близок с Коннером? — спросила я, надеясь, что если я лучше пойму их отношения, то смогу понять, почему Коннер был так категорически против того, чтобы я отправилась в эту поездку с его кузеном. Я молилась, чтобы не упустить из виду угрозу моей безопасности. Я была уверена, что в основе возражений Коннера лежит ревность, но я попала в беду, если за этим стояло нечто большее.

— Мы росли вместе — все мы, дети Байрнов. Наша семья очень близка. — Он снова взглянул на меня, и у меня возникло ощущение, что он испытывает меня, но я не была уверена, в каком смысле. — Я представляю, что расставание с семьей было для тебя тяжелой перспективой.

Я смахнула невидимые ворсинки на платье и пожала плечами. — Жизнь — это сплошные перемены. И я не собираюсь переезжать на другой конец страны.

— Тем не менее, я не могу представить, что ты была воспитана в духе высокого мнения о других… семьях. Других организациях. Это должно быть большим шоком.