Тихие приюты

Но, увы, русский человек беден импульсами коммерческой предприимчивости, и в то же время он, а в особенности русский интеллигент, совершенно не ценит нашу страну, упуская из виду самое элементарное рассуждение, что все иностранные курорты, до приведения их рукой культурного человека в настоящее состояние, были такими же дикими уголками, как и многие из наших самобытных красот, если не хуже.

Так что лучшим показателем для русской интеллигенции выдающихся красот нашего отечества может служить опять-таки тот же малоинтеллигентный крестьянин, неиспорченная европейской культурой душа которого каким-то инстинктом отыскивает то, что может безусловно служить человеку и отдыхом для тела, и высоким спокойствием для души.

К счастью, очень многие из врачей-гигиенистов последнего времени, быть может благодаря тому, что сами личным опытом оценили всю нерациональность стремления на отдых в заграничные курорты и безусловную пользу для страдающих душ первобытных, полных девственной красоты уголков нашего отечества, все чаще и чаще начинают посылать своих пациентов в наши русские деревни, и в особенности в Калужскую губернию.

На основании личного опыта я могу утверждать как факт, что чудный воздух калужских холмов, святая тишина берегов Оки, ласкающая взор и душу местность, – я это лето жил в указанном выше имении И.М. Моргунова, расположенном вблизи монастыря «Отрада и Утешение», с его тихими, благоухающими, как вечерний аромат полевых цветов, богослужениями, – воскресили мою душу и восстановили мое здоровье в какие-нибудь 2–3 месяца.

И я, вырвавшийся из омута спиритических и оккультных радений, совершенно забыл окружавший меня лабиринт жизненной неразберихи и зажил настолько обновленной, спокойной, уравновешенной жизнью, что мне казалось, что я только что родился.

Когда же, желая убедиться в реальности, правдивости своих наблюдений, я делился впечатлениями с калужскими обывателями, которые, как привыкшие уже к этой местности, не улавливали тех тончайших нюансов настроений, которые били мне, как новичку, в глаза на каждом шагу, – говорили мне, что я не ошибаюсь и что только исключительностью этой природы и можно объяснить наличность в Калужской губернии таких великих обителей, как Оптина пустынь, Тихонова пустынь, Сергиев скит, Казанско-Амвро-сиевская Шамордина пустынь, «Отрада и Утешение», и такое изобилие в последних людей высокого духовного опыта, как оптинские старцы, за жизненным руководительством которых приходит масса людей из самых далеких окраин нашего отечества.

Это последнее обстоятельство побудило меня воспользоваться и временем, и настроением, и первыми результатами благотворного отдыха и отправиться для ознакомления с местными калужскими святынями.

Летом 1912 года я поехал в Тихонову пустынь.

Необходимо заметить, что после проведения Брянского участка Московско-Киево-Воронежской дороги, путь в Тихонову пустынь значительно упростился и улучшился.

Желающие проехать в Тихонову пустынь из Москвы отправляются с Брянского вокзала, и через 159 верст они почти на месте.

Здесь станция «Тихонова пустынь».

Сама пустынь от станции находится в 9 верстах.

Обыкновенно нанимается пара лошадей, от 1 р. 50 к. до 2 рублей в конец, и приблизительно через час вы в самой пустыни.

Многие идут пешком.

Сама по себе Тихонова пустынь не представляет как по местоположению, так и по внешности что-либо исключительное.

Наоборот, я бы сказал, что эта обитель находится в крайне невыгодных условиях.

Еще задолго до того, как вы подъезжаете к ней, вы наблюдаете ее совершенно затерявшейся в постройках вплотную прилегающего села.

Грязные домишки, неряшливое селение и жители – все это на самых первых порах производит на вас крайне невыгодное впечатление; а когда вам приходится знакомиться с первой святыней этой обители, которая является поистине самым ценным памятником, – это часовня над дубом, в дупле которого в течение многих лет спасался преподобный Тихон, – то вы окончательно будете поражены невыгодностью внешнего впечатления.

Во-первых, часовня находится среди самого села, окружена с одной стороны чрезвычайно пыльной проезжей дорогой, а с остальных трех – деревенскими избами.

Во-вторых, сама часовня очень запущена, непомерно грязна, сохранившийся остов редкой святыни для верующего сердца – сам дуб – подпирается весьма примитивными подпорками; изображения святых от времени очень поблекли, и все это в связи с крайне небрежной, неряшливой улицей производит на богомольца ужасно тягостное впечатление.

Особенно же тяжелое впечатление на свежего богомольца производит пребывание в гостиницах Тихоновой пустыни, которые здесь устроены так, что они представляют собой как бы одну линию со стенами монастыря, причем передний фасад гостиницы выходит на улицу, а задний – на монастырский двор.

Конечно, невыгодность указанного впечатления дает не внутренность гостиницы, не ее администрация – наоборот, с этой стороны, кроме редкой услужливости, идеального отношения к богомольцам, поразительного смирения, предупредительности, не встретишь ничего.