Тихие приюты

Наиболее знаменательным фактом, подтверждающим быстрое возмездие указанных выше попыток человеческой критики на Божественную волю, следует назвать то, что все они неизменно влекут за собой повторения той страшной картины отпадения от Божества, которая из уст в уста передается человечеством с самых первых моментов его жизни на земле, в истории падения первого ангела.

Как у того прямым последствием его стремления со слабым, но неизмеримо более высоким, чем у человека, умом, оценивать волю Всемогущего Творца кончилось отпадением его от Него, таким же неизбежным концом вознаграждается всякая, даже самая ничтожная в этом направлении, попытка человека.

Пытающийся объяснить Его волю и подвести ее под человеческий шаблон справедливости или несправедливости неизбежно впадает сначала в возмущение Богом, а затем, если не остановится вовремя в своем безумии, и в отпадение от Него.

Сначала еле заметно, еле уловимо для человеческого глаза, а затем уже определенно и ярко; иногда даже, если не в нас, то в наших детях, которых мы очень часто, ослепленные безумием нашего осуждения, с первых шагов делаем свидетелями этого страшного греха и заражаем этим деянием их юные сердца.

О, берегитесь быть невоздержанными перед вашими детьми!

Всякая в этом направлении горделивая необдуманность, незакономерность, превышение, если так можно выразиться, данного нам – это те горячие угли, которые родители незаметно для самих себя в своих детях собирают на свои головы.

Такой быстрый и скорый результат греховности осуждения Божества, мне кажется, объясняется тем, что человеческий ум физиологически не выдерживает, помимо своего сознания, того, что не подлежит ему; все равно как баллон, вмещающий в себе 50 кубических метров газа, не выдерживает и взрывается при попытке вместить в него 51 куб. метр, так и человеческий ум.

– Но как же должно относиться к этим явлениям человеческого страдания? – спросят, быть может, некоторые меня.

Да так же, как к этому относится описываемый нами старец Герасим: отдать всего самого себя на служение и облегчение участи этих несчастных; всеми силами и средствами стараться облегчить эту участь; помогать им и словом и делом; спокойнее, терпеливее, безропотнее относиться к их участи.

Указывать им, что тот или другой физический недостаток неизменно в человеческой природе восполняется каким-нибудь излишком, каким-нибудь усилением.

Это при некоторой наблюдательности можно прекрасно установить в природе каждого такого несчастного.

И это при некоторой рассудительности, при некоторой вдумчивости может очень часто – в тяжелую минуту раздумья, угнетения, скорби калеки или урода, а в особенности в периоды мучительного отчаяния – служить ему тем светлым лучом, который, прорезавшись в беспросветный мрак его личной жизни, не только скрасит тяжесть его положения, но даже понудит его перейти от ропота к благодарению, от проклятий к благословению и от скорбных стонов к славословию.

Удивительно умело, просто, красиво и по-христиански делает это любвеобильный отец Герасим.

Для примера:

Входим с ним в помещение безнадежных инвалидов, и перед нами высокая, стройная фигура седого старика-монаха, который держится с изумительным достоинством, если хотите – с какой-то очень подходящей его внешнему виду осанкой; но он совершенно слепой.

Старец Герасим, знакомя с ним посетителей, так хорошо, так тепло, так просто говорит: «А это – Иван Андреевич. Господь его наградил чудным даром памяти и искусством церковного пения. Он знает почти все наизусть и прекрасно поет. А в позапрошлом году Господь помог ему пешком спутешествовать на открытие мощей святителя Иоасафа. Полгода ходил туда и вернулся как ни в чем не бывало».

И мы видели, как лицо этого убитого страданием слепоты человека мгновенно оживилось, и он, как-будто спохватившись, с каким-то непередаваемым восторгом в голосе проговорил: «О да, о да, батюшка, слава Царю Небесному! Слава Ему!»

Или в другом отделении этой же палаты: неподвижно лежит лет 90—100 старик, не владеет ногами. На морщинистом лице, обрамленном густой щетинистой бородой, написано тупое безразличие. Из-под нависших бровей тупо и в то же время сердито высматривают два впавших серых глаза.

По первому впечатлению кажется: этот старик, охваченный при своем уродстве периодом старческого маразма, ненавидит весь свет, не исключая и приютившего его батюшку. Но юркий батюшка, подводя к нему посетителей, так радостно, так торжественно, как будто он сам переживал все это, говорит: «А вот этого друга Господь удостоил на склоне лет по несколько раз в неделю приобщаться Святых Христовых Тайн… Радость-то какая! Радость-то какая!.. А?»

Мгновенно по лицу старика разлилась светлая, радостная улыбка; приподнялись седые нависшие нахмуренные брови, и глаза направились к святому углу, где перед лучами мерцающей лампады ярко светился Божественный лик Того, к Кому как при жизни, так и на протяжении почти 20 столетий тянутся руки всех этих скорбных, убогих, недужных, больных и страждущих.

Великое дело делает этот подвижник – дело милосердия!